Скрытый террор

Когда 1 апреля 1964 года был свергнут Гуларт, характер работы Митрионе в Бразилии резко изменился. Если раньше он действовал во имя демократии, то теперь ему пришлось защищать интересы диктатуры. Если ни в Вашингтоне, ни в Бразилии не сумели разглядеть этой разницы, то можно ли было ожидать этого от Митрионе?

Уругвайские юноши и девушки, считавшие себя идеалистами, начали стрелять в полицейских, которые часто были хорошими друзьями Митрионе. Правительство США принимало в то время суровью меры по борьбе с такого рода деятельностью в Южном Вьетнаме, и кое-какие из этих методов дошли и до Латинской Америки. Митрионе лишь воспользовался ими.

За 12 лет существования Управления общественной безопасности было убито семь американских полицейских советников (шесть из них во Вьетнаме). Инструкторы в Международной полицейской школе, Форт-Брагге и Панаме в один голос заявляли, что Латинская Америка может стать для США новым Вьетнамом. А Дэн Митрионе, по их общему убеждению, был первой жертвой этого нового Вьетнама.

Кубинская справка

Когда я завершал работу над книгой, вкратце рассказывая о судьбе многих ее персонажей после гибели Дэна Митрионе, у меня было мало надежд получить какую-то информацию о человеке, фигурирующем в книге как кубинец Мануэль. Мне было известно лишь то, что ему удалось перехитрить агентов ЦРУ и благополучно вернуться на Кубу. Я не знал ни его фамилии, ни, разумеется, адреса, да и на Кубу в то время попасть было не так-то легко. Казалось, Мануэль так и останется второстепенным персонажем, жившим в Уругвае в один из мрачных: периодов его истории.

Но в августе 1978 года (я в то время находился в Лондоне) мне позвонил корреспондент «Вашингтон пост». На пресс-конференции в Гаване, сказал он, какой-то кубинец по имени Мануэль Эвия Коскулуэла выдвинул серьезные обвинения против американской программы полицейской консультативной помощи, заявив, что сам в ней участвовал, когда находился в Уругвае. Я сказал коллеге, что все сходится и, видимо, это именно тот человек, который упомянут в моей книге. Если это так, добавил я, то он, конечно, знает, о чем говорит. Этот телефонный звонок пробудил во мне надежду на то, что когда-нибудь я все же встречусь с Мануэлем, и он сам мне все расскажет.

В начале 1979 года в составе группы журналистов, многие из которых были связаны с колледжем штата Калифорния в Сан-Франциско, я был приглашен на Кубу. Мы прилетели в Гавану вечером 6 апреля, а уже на другое утро (была суббота) я отправился на поиски Мануэля.

Я стал обходить различные учреждения и ведомства, пока не пришел в Союз писателей и деятелей культуры Кубы. (Это было пятое учреждение на моем пути.) Один из служащих с очень приветливым лицом, покопавшись в кипе бумаг и книг, извлек книжку в мягком переплете, озаглавленную «Паспорт № 11 333. Восемь лет на службе в ЦРУ». Автором ее был Мануэль. Я в свою очередь протянул этому человеку (звали его Хоакин Саптана) экземпляр своего «Скрытого террора», развернув книгу на той странице, где речь шла о кубинце Мануэле.

«Для меня это большой сюрприз, — сказал Сантана. — Ведь это я редактировал книгу Мануэля и написал предисловие».

Оказалось, что Мануэль (сейчас он работал в министерство путей сообщения) в тот момент находился за границей и должен был вернуться на родину уже после моего отъезда в Соединенные Штаты. Однако с самим Сантаной я имел две продолжительные беседы, и он познакомил меня с одним из близких друзей Мануэля. Основываясь на этих беседах, и прежде всего, на материалах на книги Мануэля, я и составил текст настоящей справки.

В молодости Мануэль учился в школе Тафта в Устертауне (штат Коннектикут), а затем окончил юридический факультет Гаванского университета. Когда в начале 60-х юдов агенты ЦРУ стали предлагать ему сотрудничать с ними, он сообщил об этом кубинским компетентным органам, после чего ему было рекомендовано принять предложение ЦРУ.

Много места в его книге отведено трудностям и опасностям работы разведчика: тайные встречи, погони, побеги, постоянные проверки на «детекторе лжи». Главным «куратором» Мануэля в ЦРУ был Уильям Кантрелл — аккуратный и спокойный человек, куривший трубку и горячо любивший жену и детей, Кантрелл выступал в роли советника Агентства международного развития США, осуществлявшего программу подготовки уругвайской полиции.

К концу 60-х годов движение «тупамарос» стало тревожить как Вашингтон, так и уругвайское правительство. Перед возвращением в США Кантрелл разговаривал с Мануэлем о своих возможных преемниках. Одним из них был Ричард Мартинес, другим — Дэн Митрионе, который, по словам Кантрелла, не был сотрудником ЦРУ, но всей душой поддерживал его «программу». Кантрелл слышал весьма положительные отзывы об эффективной работе Митрионе в Бразилии.

Во время одной из встреч с Мануэлем Митрионе объяснял ему, что правила игры меняются и что отныне американские советники не будут большую часть своего времени проводить в стенах полицейского управления Монтевидео. Митрионе разыскал подходящий дом на набережной Мальвин с подвалом, войти в который можно было только из гаража.

Митрионе лично проверил звуконепроницаемость подвала. Для этого он поставил граммофонную пластинку с записями гавайской музыки и включил проигрыватель на полную мощность, затем поднялся наверх, чтобы убедиться, что в жилых помещениях музыки не слышно. Кромо того, он приказал несколько раз выстрелить в подвале из пистолета, а сам в это время прислушивался, не доносятся ли снизу звуки выстрелов.

«Хорошо, очень хорошо, — приговаривал Митрионе. — Я действительно ничего не слышу. Ну а теперь вы останьтесь здесь, а я спущусь вниз». Это проделывалось несколько раз.

Первые занятия в подвале проводились главным образом с выпускниками Международной полицейской школы в Вашингтоне. Сначала им рассказывали об анатомии человеческого тела и устройстве центральной нервной системы. «Вскоре, однако, — писал Мануэль, — в подвале стали заниматься вещами посерьезнее. Для опытов с окраин Монтевидео туда были доставлены нищие (в Уругвае их называют bichicones) и женщина, которую задержали на границе с Бразилией. Всех этих людей использовали для демонстрации воздействия электрического тока на различные части человеческого тела. Кроме того, им давали какие-то лекарства, вызывающие рвоту (не знаю зачем), и еще один медицинский препарат. Четверо из них умерли».

Дойдя до этого места в книге Мануэля, я особенно пожалел, что не смог поговорить с ним лично. А ведь как хотелось спросить, присутствовал ли сам Митрионе на этих занятиях и видел ли он собственными глазами, как умирали эти четверо. Из книги это было неясно. Судя по показаниям самих заключенных, американские советники в Бразилии лично не посещали занятий, где изучались методы применения пыток. Они были слишком осторожны и не хотели открыто себя компрометировать.

Находясь в Уругвае, я выслушал немало обвинений в адрес Митрионе, который якобы лично был причастен к пыткам. Но я подошел ко всем этим обвинениям критически, стараясь быть максимально точным и справедливым. Некоторые из «тупамарос» признались, что их товарищи, пытаясь как-то оправдать убийство Митрионе, склонны были рисовать его портрет в самых мрачных красках. Но я все же разделяю точку зрения, высказанную Мануэлем на пресс-конференции в Гаване. «Митрионе, — сказал он тогда, — это не какой-то уникальный человек или выродок. Ведь чего проще — сказать, что в любой стране и в любой профессии есть свои выродки».

Работая над книгой, я пришел к выводу, что лучше всего проявлять сдержанность и осторожность в оценках, так как после окончательного анализа всех фактов и обстоятельств некоторые выводы могут оказаться спорными. Хочу, однако, заметить, что в тех случаях, когда мы с Мануэлем описывали одно и то же событие (а информацию о нем мы собирали совершенно независимо друг от друга), наши оценки совпадали и множество, казалось бы, разрозненных фактов вписывалось в одно связное повествование. Последние страницы книги Мануэля, где Митрионе произносит весьма откровенный и красноречивый монолог, звучат, как мне кажется, вполне правдоподобно. Поскольку достоверность этой хвастливой речи у меня не вызывает сомнений, приходится признать, что в свое время, пытаясь найти в Митрионе качества, которые мы все так ценим в людях, я несколько недооценил силу воздействия на него всех этих десяти лет, в течение которых он занимался своим отвратительным ремеслом. И конечно же, тогда я просто не мог себе представить, что этот человек способен изливать душу с такой поразительной откровенностью и с такой жестокостью. Такое можно услышать лишь в разговоре двух циничных профессионалов.