Качели. Конфликт элит - или развал России?

Так должно быть на любом зримом или незримом фронте.

Рихард Зорге работал в глубоком тылу. И занимался не боевыми действиями, а много чем. В том числе вещами очень двусмысленными. Но это была его служба. Он не был развратником и пьяницей — он служил Родине. Он же не как Ставрогин предавался греху. Это не было ядром его бытийственности. Это было глубокой периферией. А в ядре находились долг и служение. Иначе говоря, служба.

Нельзя приравнивать человека, выполняющего служебное задание, к наркобарону Пабло Эскобару. Я никакого человека службы не могу приравнять к бандиту, даже если его служебный долг состоит в том, чтобы находиться в банде и участвовать в бандитских разборках.

Отмените это различие — и не будет службы. Существует «неволя и величие солдата», как писал Альфред де Виньи.

Служба требует ясности. Вот враг — носитель зла, источник беды. Это может быть интервент. Или преступник. Но, в любом случае, это враг. С ним ведут войну теми способами, которые позволяют добиться цели.

Но если (как это бывало в начале 90-х годов) на праздновании Дня милиции бок о бок сидят преступники и милицейское руководство — у каждого человека службы начинает что-то надламываться внутри.

Кто-то с этим надломом справляется, а кто-то нет. Но Дух службы покидает в большей или меньшей степени Дом службы, независимо от того, является ли этот Дом ведомством или отдельной личностью. Как только Дух уходит из Дома, в него приходит кто-то другой. Все понимают, что свято место пусто не бывает. Но разве пусто место бывает свято?

Сколько стоит любовь? Как только у любви появляется цена (хоть в сто баксов, хоть в миллион) — это уже не любовь, а оказание сексуальных услуг.

Сколько стоит долг?

Сколько стоит Родина?

Сколько стоит честь?

Пока есть долг, честь, Родина — у них нет цены. И только вокруг такого отсутствия цены может формироваться служба. Как только возникает цена, Дух службы покидает Дом службы. А в Дом приходит кто-то другой.

Казалось бы, все просто, не так ли? Так ведь не вполне!

Разведчик ведь является еще и представителем класса, элиты. У класса и тем более элиты есть особые функции. Хорошо ли, что они есть — это другой вопрос. Но они есть. И эти функции сопряжены с Духом игры. Как одно лицо будет сочетать в себе два Духа — Дух службы и Дух игры?

Предположим даже, что на время службы класс и элита освобождают своего представителя от элитно-классовых функций, пропитанных игровым духом. Может ли он освободиться окончательно? Да и освобождают ли его окончательно? А если не освобождают, то что происходит? Ален Даллес служил или играл? Точнее, он больше служил или больше играл? И за счет чего могли сочетаться в одной личности оба начала?

Это очень сложный вопрос. Развитое элитное самосознание (закрепленное с младых ногтей определенными институциональными формами) чревато подрывом Духа службы. Но если речь идет об адекватных формах элитного самосознания, то есть и компенсаторные механизмы.

Для представителя народа его страна, которой он служит в качестве воина, — это средство, с помощью которого народ длит и развивает свое историческое предназначение. Легче всего сказать, что для представителя элиты все происходит аналогичным образом, поскольку представитель элиты в каком-то смысле представитель народа. Но это не всегда так.

Элита может обладать своим представлением о смысле происходящего. Этот смысл может сильно расходиться с народным. Но сильно расходиться — не значит вступать в антагонизм. А главное, этот смысл все равно является Смыслом. Он не менее накален, не менее жертвенен. И игра подчиняется высшему элитному смыслу.

А вот если такого смысла нет, и элита, оторвавшись от народного смысла, оказывается лишенной другого смысла (как-то сопрягаемого с народным, при всей его инаковости), тогда она может стать жертвой игры. Сначала элите кажется, что своей игры.

Потом оказывается, что чужой игры.

Видимо, это и произошло с советской элитой. Выходцы из низов не успевали обрести подлинный элитный смысл. Но они уже отрывались от своего органического народного смысла. И удивительно быстро обучались игре. Конечно же, в самых примитивных формах. Но эта примитивность лишь усугубляла ядовитость осваиваемого.

Для человека службы все просто. Есть, например, тайные фонды для проведения тайных же операций. Если он использует эти средства, то это не превращает службу в бизнес. Потому что он использует средства для ведения войны, а не для личного обогащения.

А если в ходе сложных перипетий (например, перестройка, распад СССР, шоковые реформы) грань между тайными фондами и полуприватизированными «общаками» стирается? Вообще стирается или хотя бы отчасти? И может ли она не стереться?

Ведь идет это самое неорганичное взрывное первоначальное накопление! Стремительно меняется характер элитогенеза. Можно сколько угодно негодовать по этому поводу. И быть сколь угодно правым в этих негодованиях. НО ЭТО ВЕДЬ ПРОИСХОДИТ! Что дальше?

Дальше либо абсолютное падение — вульгарное, циничное, граничащее с болезненной одержимостью… Либо переход с территории службы на иную территорию, не являющуюся царством вульгарно-материалистического безумия. Но это надо еще суметь туда перейти! То есть как-то соотнестись с идеей власти в ее элитно-классовом понимании.

Соотнесение с таким идеально-властным началом может трансформировать дух службы в иной, но высокий дух. Но если номинальный дух службы исчезает за счет наличия несовместимой с ним ситуации, а этот иной высокий дух не приходит на его место, то начинается игровая оргия. Безумие «игры ради игры». Причем игры, не подчиненной никакому высшему началу. Даже изощренно-элитному.

Предположим, что сильная личность очень мощно срослась с духом службы. А ее волочет на «другую территорию». Эта личность видит, что «другая территория» населена монстрами «игры ради игры» или еще более вульгарными (но не менее страшными) «сущностями». Что будет делать такая личность? Тут возможны варианты.

Вариант № 1. Личность просто СЛОМАЕТСЯ. И тогда мы через какое-то время вместо сильной личности увидим еще одного монстра «игры ради игры». Причем тем более жуткого, чем сильнее была личность.

Вариант № 2. Личность будет УПИРАТЬСЯ. И тогда ее в лучшем случае просто выкинут из того пространства, где она может как-то влиять на происходящее. А в худшем случае уничтожат.

Вариант № 3. Личность НАЙДЕТ ВЫСОКИЙ ЭЛИТНЫЙ СМЫСЛ.

В любом случае, человек службы оказывается в трансформационной ситуации. То есть в той самой ситуации, которую и называют «инициатической». Только попадает он в нее не из жажды получить искомую инициацию, а в силу исторической трагедии. Его сама трагедия впихивает в новую реальность. Он проваливается в нее, как в Зазеркалье.

Оглядывается вокруг себя — где, мол, хоть какое-то трансцендентное начало? Ну, Кролик хотя бы… Фавн какой-нибудь… Инициатический Бафомет… А в Зазеркалье — стерильная игровая поляна. А посреди нее качели… Не идолы, не языческие синкретические божества… Просто качели. Безжалостные и бессмысленные… Так сказать, стерильная «фигура баланса». Поди еще разбери, какая трансцендентальность стоит за подобной фигурой. Да и стоит ли?

Человек службы может просто не выдержать и не пройти. А может выдержать и пройти в «игровую зону». Но как пройти в эту зону и остаться человеком? Потому что пройти в нее и перестать быть человеком — это в каком-то смысле значит не пройти. Ведь добравшаяся до игровой зоны «раздавленность» будет порабощена (или просто «съедена») настоящими игроками.

Возражая Льву Толстому с его непротивлением злу силой, очень крупный философ начала XX века Иван Ильин (в целом, чтобы было понятно, отнюдь не «герой моего романа») совершенно справедливо говорил о действиях в благодати и в миру. Мол, в благодати нет места силе и злу, а в миру как несовершенстве клин можно выбивать клином.

Это правильно. Но тогда где-то должна быть благодать. Игрок должен быть игроком в миру. Но не в благодати. Говоря современным языком, на периферии системы, а не в ее ядре. Как только исчезает грань между ядром и периферией (а она исчезает сразу же, как только исчезает благодать, то есть брахманизм, то есть смысл), новый играющий человек становится вирусом, который привносит игру в ядро (простейший вариант — в свое общество).