Качели. Конфликт элит - или развал России?

Только такой — одновременно политический и идеологический — микровзрыв придал аналитическим прогнозам недостающую весомость.

И лишь постольку, поскольку один из участников этого конфликта, В.Черкесов, стал осмысливать конфликт, а не просто принимать участие в заведомо деструктивной конфликтной схеме. Той, которую я вынес в заглавие своей книги.

Конфликтуют ли в современном мире «кшатрии» и «вайшьи»? Конфликтуют ли они не в скромной и специфической отечественной модификации, а на глобальной сцене? Да, конфликтуют. Короли нефти и газа, тяжелой индустрии и хайтека, а главное — финансов… Чем это не неовайшьи XXI века? Рыцари плаща и кинжала, получившие в свои руки во второй половине XX века тайные неподконтрольные фонды (они же — средства от «специального», в основном наркооружейного, бизнеса)… Чем это не неокшатрии?

А само наличие триллионных (я отвечаю за свои слова) долларовых «спецобщаков», полученных в результате создания тайных неподконтрольных фондов, — чем не соблазн трансформации неокшатриев в неовайшьев? Ведь подобные «общаки» не могут существовать автономно и замкнуто! Они втягивают в себя самые разные сферы проблематичной человеческой деятельности. Создаются банки, финансовые компании. Осуществляется комплексная «отмывка». Формируются сопряженные сферы деятельности — тот же шоу-бизнес, например, и не только он. Происходит глубокое переплетение спецэлит с криминалитетом. Наверное, спецэлиты все равно находятся «наверху» при подобном переплетении. Но где там верх и где низ, оценить становится все труднее.

В мире возникают новые глобальные акторы. А значит, и новые глобальные претензии. Но эти претензии в лучшем случае не получают никакого идеологического оформления. А в худшем — получают оформление весьма и весьма зловещее.

В данном мировом процессе прослеживается некая «смыслотенденция». Когда-нибудь я постараюсь обсудить ее подробнее. А сейчас сделаю на этот счет лишь «пометку на полях». И выскажу смелую гипотезу, согласно которой новые глобальные акторы вообще чураются смысла, пытаясь заменить его силой. Есть один язык, на котором слово «сила» и слово «власть» совпадают. Это английский язык. Увы, такое лингвистическое совпадение не может носить случайного характера.

Между тем власть и сила никогда не могут совпадать. Ибо у них различная — не побоюсь этого слова — метафизическая природа. Если же от метафизики переходить к обычной социальной теории, то речь идет о простых и понятных вещах. Они изложены, например, известным неогегельянцем Кожевым в его работах по философии власти.

Вкратце речь о том, что власть существенно несводима к силе. Если вы являетесь держателем власти (например, директором какой-нибудь фирмы) и к вам в кабинет зашел скандалящий подчиненный, то вы являетесь властью лишь постольку, поскольку можете тихо сказать ему «выйди из кабинета» — и он выйдет. Если же вы должны вызвать охрану или, тем более, начать драться, чтобы вышвырнуть из кабинета взбунтовавшегося нахала, то вы уже не власть. Легитимация силой — это квазилегитимация. А в каком-то смысле даже делегитимация. Власть, применившая силу против своего народа, существенно делегитимируется. И те, кто это понимает, иногда специально провоцируют власть на нечто подобное.

Кожев предлагает гегелевский вариант классификации типов власти. Власть Отца (то есть Бога), власть Судьи, власть Вождя как носителя сверхценного проекта и власть господина над рабом. Если власть Отца носит сакрально-легитимационный характер (апелляция к святости), власть Судьи — этически-легитимационный характер (апелляция к справедливости), а власть Вождя — концептуально-легитимационный характер (апелляция к проекту, мечте, утопии), то власть господина над рабом носит примитивно-экзистенциальный характер (апелляция к мужеству). Но и в последнем из рассмотренных вариантов власть апеллирует не к силе, а к мужеству. Господин во имя признания и подтверждения статуса может умереть, а раб не может. Господин не будет жить в несвободе и предпочтет ей смерть, а раб будет жить в несвободе. Апелляция к силе как источнику власти просто исключена.

В «Прикованном Прометее» Эсхила Прометея ведут к скале две сущности. Одна из них называется Сила, другая — Власть.

Я уже говорил об этом и подчеркивал, что общемировой процесс кризиса западной цивилизации основан на подмене власти силой. Здесь я могу еще развить данную идею, подчеркнув, что сам феномен шахидизма («не боимся смерти») возник из стремления противников западной цивилизации лишить Запад последнего источника властной легитимации — права на господство, исходящего из апелляции к мужеству, к отсутствию страха перед смертью, к готовности принять смерть, дабы быть признанным. Если у Запада не окажется других источников легитимации, а этот также будет отнят, возникнет ситуация глобальной делегитимации.

Власть Судьи была убита бомбардировками Сербии. И окончательно высмеяна некими трагифарсовыми деталями войны в Ираке. Одна из таких деталей — то, что не кто-нибудь, а именно радикальные исламисты вешали Саддама Хусейна на глазах всего мира.

Власть Отца по определению отсутствует в мире светскости, то есть Модерна.

Деградация и дискредитация проекта «Модерн» лишает Запад власти Вождя, поскольку Вождь должен выступать от лица проекта. В послевоенной Германии и Японии планы Маршалла и Макартура еще могли заполнить вакуум власти. Какой модернизационный проект реализован в Ираке?

Формальная демократия абсолютно бессильна, поскольку она является формой, средством, а не содержанием. Попытка превратить форму в содержание — это мутация, извращение. А главное — это путь к краху проекта «Модерн», который прочно связан с понятием «авторитарная модернизация».

Наконец, еще раз повторю, шахиды своими акциями проблематизируют и власть господина над рабом (вообще крайне проблематичную в XXI столетии).

И вот тогда происходит убийственная делигитимационная силовая судорога, которая и называется «секьюритизацией» или «восстанием кшатриев».

Повторю еще раз: кто-то возмущается, услышав, что спецслужбы — чекисты (КГБ) — это кшатрии. Мол, кшатрии — это только военные, которые умирают с честью. Но это негодование игнорирует два обстоятельства.

Во-первых, правомочность использования метафоры. Ведь не собираемся же мы буквально применять индийские архаические понятия к реальности XXI века.

Во-вторых, специфику войны. Если сводить кшатриев к лобовому представлению о рыцарской чести, то даже военная хитрость — это уже карма, несовместимая с кшатризмом. Разведка в тылу противника — тем более, поскольку надо мимикрировать, переодеваться. Но тогда давайте признаем, что негодующие военные разведчики (ГРУ) — тоже разведчики, как и их коллеги. Что они тоже притворяются, внедряются. И потому не являются людьми чести. А значит, не являются кшатриями. Для меня кшатрий как метафора, применимая к современности (не хочется усложненных слов, но если хотите, то нео- и пара-кшатрий) — это, скажем так, человек службы. Помните простую и очень культурно-репрезентативную песню советской эпохи?

Это была милицейская песенка. Конечно, смешная, агитационно-наивная. Но за ней — серьезное содержание. Оно определяется словом «СЛУЖБА».

Служба — вот что объединяет всех, кто действует на любом, зримом или незримом, фронте. Дробить это сообщество людей службы — аморально, глупо, контрпродуктивно. Видите ли, офицер Вооруженных Сил — это воин, а работник КГБ — шпион. А кто такой работник ГРУ? Тоже шпион? А офицер спецназа ГРУ? А десантник из разведбата? Нет уж, надели люди форму, дали присягу — и стали воинами. Служба становится судьбой.