Том 3

Говорят, что недоверие к Временному правительству подорвет единство революции, оттолкнет от нее капиталистов и помещиков. Но кто решится сказать, что капиталисты и помещики поддерживают на деле или могут поддерживать революцию народных масс?

Разве Совет рабочих и солдатских депутатов, вводя 8-часовой рабочий день, не оттолкнул от себя капиталистов, сплотив вокруг революции широкие массы рабочих? Кто решится утверждать, что сомнительная дружба кучки фабрикантов ценнее для революции, чем действительная, кровью закрепленная, дружба миллионов рабочих?

Или еще: разве Всероссийское совещание Советов, решив поддерживать крестьян, не оттолкнуло от себя помещиков, связав крестьянские массы с революцией? Кто решится сказать, что сомнительная дружба кучки помещиков ценнее для революции, чем действительная дружба многомиллионной крестьянской бедноты, переодетой ныне в солдатские шинели?

Революция не может удовлетворить всех и вся. Она всегда одним концом удовлетворяет трудящиеся массы, другим концом бьет тайных и явных врагов этих масс.

Поэтому тут надо выбирать: либо вместе с рабочими и крестьянской беднотой за революцию, либо вместе с капиталистами и помещиками против революции.

Итак, кого же мы будем поддерживать?

Кого мы можем считать своим правительством: Совет рабочих и солдатских депутатов или Временное правительство?

Ясно, что рабочие и солдаты могут поддерживать лишь избранный ими Совет рабочих и солдатских депутатов.

“Солдатская Правда” № 6, 25 апреля 1917 г.

Подпись: К. Сталин

О совещании в Мариинском дворце

В буржуазной печати появилось уже сообщение о совещании Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов с Временным правительством. Сообщение это, в общем не… точное, местами прямо искажает факты, вводя читателя в заблуждение. Мы уже не говорим об особом, свойственном буржуазной печати освещении фактов. Необходимо поэтому восстановить действительную картину совещания.

Цель совещания — выяснить взаимные отношения Временного правительства и Исполнительного комитета в связи с нотой министра Милюкова, [15] обострившей конфликт.

Открыл совещание премьер Львов. Его вступительная речь свелась к следующим положениям. До последнего времени в стране было доверие к Временному правительству и дела шли удовлетворительно. Но теперь что-то не стало доверия, появилось даже противодействие. Это особенно чувствуется в последние две недели, когда известные всем социалистические круги открыли в печати поход против Временного правительства. Так дальше продолжаться не может. Нужна решительная поддержка со стороны Совета рабочих и солдатских депутатов. Иначе — уйдем.

Дальше идут “доклады” министров (военного, земледелия, путей сообщения, финансов, иностранных дел), причем наиболее определенно выступают Гучков, Шингарев и Милюков. Речи остальных министров лишь повторяют выводы первых.

Речь министра Гучкова сводится к обоснованию известного империалистического взгляда на нашу революцию, в силу которого революция в России должна быть рассматриваема как средство для “войны до конца”. Я был убежден, — говорил он, — что переворот в России нужен был для избежания поражения. Я хотел, чтобы революция создала новый фактор победы, и я надеялся, что она создаст его. Оборончество в широком смысле слова, оборончество не только для настоящего, но и для будущего — вот наша цель. Но за последние недели произошел целый ряд ухудшений… “Отечество в опасности”… Главная причина — “поток пацифистских идей”, проповедуемых известными социалистическими кругами. Министр прозрачно намекает, что проповедь эта должна быть обуздана, а дисциплина — восстановлена, что нужна в этом помощь со стороны Исполнительного комитета…

Министр Шингарев рисует картину продовольственного кризиса в России… Основной вопрос не нота и внешняя политика, а хлеб: если с вопросом о хлебе не справимся, то не справимся ни с чем. В обострении продовольственного кризиса не малую роль играют распутица и другие преходящие явления. Но главной причиной Шингарев считает то “печальное явление”, что крестьяне “стали заниматься вопросом о земле”, самовольно распахивают помещичьи земли, снимают с помещичьих экономий военнопленных и вообще предаются аграрным “иллюзиям”. Это вредное, по мнению Шингарева, движение крестьян “разжигается” агитацией “ленинцев” за конфискацию земли, “партийно-фанатическим ослеплением” последних. “Вредной агитации с дворца Кшесинской”, [16] этого “гнезда отравы”, должен быть положен конец… Одно из двух: либо существующее Временное правительство, облеченное доверием, — тогда аграрным “эксцессам” должен быть положен конец; либо другая какая-нибудь власть.

Милюков. Нота есть не мое личное мнение, а мнение всего Временного правительства. Вопрос о внешней политике сводится к вопросу о готовности к выполнению наших обязательств в отношении союзников. Мы связаны с союзниками… Нас вообще расценивают как силу, годную или негодную для определенных целей. Стоит показаться слабыми, — и отношения ухудшатся… Отказ от аннексии чреват поэтому опасностями… Нам нужно ваше доверие, дайте нам его, и тогда в армии будет энтузиазм, тогда у нас пойдет наступление в интересах единства фронта, тогда мы нажмем на немцев и отвлечем их от французов и англичан. Этого требуют наши обязательства в отношении союзников. Вы видите, — закончил Милюков, — что при таком положении вещей, при нашем желании не нарушать к нам доверия со стороны союзников, нота не могла быть иной, чем она есть.

Таким образом, длинные речи министров свелись к нескольким коротким положениям: страна переживает тяжелый кризис, причины кризиса — революционное движение, выход из кризиса — обуздание революции и продолжение войны.

Выходило так, что для спасения страны необходимо: 1) обуздать солдат (Гучков), 2) обуздать крестьян (Шингарев), 3) обуздать революционных рабочих (все министры), срывающих маску с Временного правительства. Поддержите нас в этом трудном деле, помогайте вести наступательную войну (Милюков), — и тогда все будет хорошо. Иначе — уйдем.

Так говорили министры.

Крайне характерно, что эти архиимпериалистические и контрреволюционные речи министров не встретили отпора со стороны представителя большинства Исполнительного комитета, Церетели. Напуганный резкой постановкой вопроса со стороны министров, потеряв голову перед перспективой ухода министров, Церетели в своей речи стал упрашивать их пойти на возможную еще уступку, издав “разъяснение” [17] ноты в желательном духе, хотя бы для “внутреннего употребления”. “Демократия, — говорил он, — всей энергией будет поддерживать Временное правительство”, если оно пойдет на такую в сущности словесную уступку.

Желание замазать конфликт между Временным правительством и Исполнительным комитетом, готовность идти на уступки, лишь бы отстоять соглашение, — такова красная нить речей Церетели.

В совершенно противоположном духе говорил Каменев. Если страна стоит на краю гибели, если она переживает хозяйственный, продовольственный и пр. кризисы, то выход из положения не в продолжении войны, которое только обостряет кризис и способно пожрать плоды революции, а в скорейшей ее ликвидации. Существующее Временное правительство по всем видимостям не способно взять на себя дело ликвидации войны, ибо оно стремится к “войне до конца”. Поэтому выход — в переходе власти в руки другого класса, способного вывести страну из тупика…

После речи Каменева с мест министров раздались возгласы: “В таком случае возьмите власть”.

“Правда” № 40, 25 апреля 1917 г.

Подпись: К. Сталин