Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля?

Участковые инспекторы и штат ментов повыше рангом собирают компромат на неугодных, кладут на стол, где фильтруют, составляют списки и кладут на следующий стол — и так по возрастающей до самого главного стола. В тот раз А. Петров вручил мне список кандидатов, у которых имелись нелады с законом, со словами:

— Родина тебя не забудет.

И точно. Меня за это чуть не убили. А. Петров не только не приехал ни разу в больницу, он даже не позвонил ни разу врачам, хотя прекрасно был обо всем осведомлен — ему первому я написал записку с подробным описанием того, что со мной произошло.

А произошло следующее.

Через две недели после публикации списка из 13 фамилий под заголовком «А у этих кандидатов криминальные дела» в газете тиражом аж 1 млн. 363 экземпляра — в день выхода позвонил А. Петров: «Ну ты, блин, взорвал Москву на хрен» — меня, пьяненького по поводу рождения внука в подъезде дома на Новом Арбате, где был офис газеты, встретили (на виду у охраны здания) двое неизвестных и один хорошо мне знакомый, которому я искренне обрадовался, так как давно не видел.

— Ребята вот хотят поговорить с тобой, — сказал мой давнишний знакомый.

Я согласился, сел к ним в машину — моего водителя они предварительно отослали в редакцию — и мы поехали к моему дому. Очнулся в 17-й горбольнице с диагнозом «разрыв мочевого пузыря», перенес две операции, а когда убедился, что «не споткнулся и упал», а стал жертвой хорошо спланированной операции по физическому устранению, то написал А. Петрову записку, которая начиналась словами: «Анатолий! Эти сволочи не могут меня купить (я же не Серега), поэтому решили меня убить».

Поводами для вывода об устранении стали телефонные звонки домой незнакомцев, которые начинались словами: «А где Михаил Александрович?» и заканчивались безответным отключением после вопроса жены «Кто говорит?». По поясу брюк растеклось кровавое пятно, а в том месте, где вошел в левую почку шприц, обозначился четкий кружок запекшейся крови величиной с 10-копеечную монету. В тот момент, когда меня вывели из бессознательного состояния, врач, бравшая кровь, сказала:

— Ребята, да у него токсины в крови…

В тот же день, когда А. Петрову отвезли письмо, в палате появились двое в пиджачках, спрашивали, я отвечал, подписывал, отдал (без протокола — а откуда я знал, что они казачки засланные, а не настоящие опера или следаки) главный вещдок — окровавленные штаны с пятнышком, записную книжку, которую вскорости вернули, и принялся ждать, когда же поймают моих обидчиков.

Однако никто ловить их и не собирался. По своим каналам через знакомых, через знакомых знакомых и опытных гэрэушников узнал: кому-то очень большому в Красном доме перебежал — причем подчеркнули: трижды (!) — дорогу. И предупредили: пусть сидит тихо, а не то добьют.

Тогда я стал мучительно соображать — за что? Вспомнил про публикации о торговле человеческими донорскими органами. Точнее, не о самой торговле, а о несоответствии числа, например, пострадавших в автомобильных авариях в милицейских отчетах и данных медицинского департамента. Который, кстати, является одним из самых закрытых среди всего чиновного наполнения городских властей. Попробуйте добыть в его недрах любую цифру — ничего не добьетесь. В лучшем случае вас отправят к настроенному на обман журналистов пресс-секретарю, в худшем — просто отправят или пошлют. Кто как может из нашего брата, тот так и откапывает информацию в недрах медицинских учреждений — не потому ли новый мэр Москвы сменил начальника этого департамента одним из первых? Число пострадавших по милицейским сводкам оказывается гораздо больше, чем по данным медиков. Где разница?

Едва вышла в свет заметка с этим вопросом, как в редакции раздался звонок, и пресс-секретарь мэра Серега Цой попросил опубликовать материал с положительной информацией о работе известного института, упоминавшегося в заметке, и прокололся: дескать, его просит опубликовать такую заметку советник Ю. Лужкова, курирующий все силовые структуры города. Каким боком он до медицины? Что ему в ней? С чего бы такой интерес к сфере, совершенно не пересекающейся с характером выполняемой работы в правительстве города. Люди, которые постоянно сталкиваются с чиновниками разных уровней и разной квалификации, через несколько лет почти безошибочно могут определить по жесту, взгляду, повороту головы, иносказаниям, чего от них хочет человек при должности. Они, эти люди, также знают, что, как правило, чиновник тащится по своей колее, не выбиваясь и не высовываясь: тащит и тащит. Если же он ломанулся, грубо говоря, в чужую колею, влез в сферу интересов своих коллег, то можете быть уверены: здесь что-то не так.

Теперь представьте ситуацию: советник мэра, курирующий тот или иной вид деятельности городских структур, по уши влез в долги. Или давно стакнулся с мафиози в погонах или без оных, или вообще на фоне всеобщего безумства шальных денег в сфере первоначального накопления капитала испугался того, что навсегда отстанет от тех, кто уже успел отщипнуть от беспризорного, по сути, бюджетного пирога.

— Хорошо бы, — сказал мне в доверительной беседе один из них, не мелкая сошка, начальник управления, причем одного из самых приближенных к Ю. Лужкову, — банк бы лопнул, где я взял кредит.

— А зачем брал-то? — спрашиваю.

— Как зачем? Все берут, и я взял. На ремонт квартиры. Вот отремонтировал, а теперь расплачиваюсь. Или лопнет? — с надеждой посмотрел он на меня, и его узкие глаза-щелочки сощурились еще больше, стали еще уже, а лицо приобрело едва уловимое выражение алчности и выжидательности.

Где гарантия, что не подобные этому чиновнику люди сидели в правительственных креслах, таскали портфели министров в те дни, когда рушились последние устои финансовой системы государства. Не они ли до августа 1998 года, до обвала рубля, насоздавали через своих людей сотни карликовых банков, куда закачивались мафиозные, бандитские деньги, а также золото партии. Обвал был выгоден, прежде всего, банкирам и властям. Коррумпированным их структурам. Они ожидали его, знали, когда все рухнет, да, пожалуй, сами обвал и спровоцировали. И развели руками: дескать, дурная страна, дурная экономика, пьяный президент, тупоголовый премьер-министр: что тут поделаешь?

Какой народ, какое государство, какая нация смогли бы выдержать в течение короткого времени между отпуском цен в 1992 году и дефолтом 1998 года такие удары? Никакой, никакое, никакая. Кроме русского.

Любой советник, помощник, секретарь, имея, как говорят продвинутые интеллектуалы, «доступ к телу», имеет в глазах чиновников, ведомства которых курирует, «ведет» по бурному морю интриг, закулисной и подковерной борьбы, огромный вес и может использовать его как во благо чиновнику и его ведомству, так и во вред. А такому доверчивому лидеру, как Ю. Лужков, внушить ту или иную мысль большого труда не составляет. Особенно если при подобном внушении используется тысячелетиями апробированный в отношениях между царями, королями, императорами, султанами, с одной стороны, и вельможами — с другой прием лести и подобострастия.

Чиновник — великая сила, великий тормоз на пути прогресса и незаменимый элемент любой системы управления. Давно и прекрасно это зная, я все-таки не стал публиковать заметку, которую мне подогнали из пресс-центра, где речь шла о положительном как раз опыте института, упомянутого нами прежде в связи с отрицательным опытом.

Хуже скажу. Вместо этого газета опубликовала материал о том, как сильные мира сего стремятся легализовать использование органов и плазмы детей, абортируемых после 12 недель беременности. Позже общественность Англии будет шокирована тем, что донорские органы детей изымались без согласия родителей и годами хранились в морозильных камерах различных клиник.

А куда, кстати, у нас деваются исчезающие люди? Их ведь насчитываются десятки тысяч, и среди них огромный процент детей. Никто из властей предержащих не обращает внимания на публикации по теме о нелегальном бизнесе на донорских органах, все делают вид, что ничего не происходит. Как и в случае со мной, когда вся правоохранительная система развела руками: дескать, споткнулся, упал…