Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером

Слова консервативно-республиканской «Нью-Йорк гералд трибюн» можно считать компилятивным выражением мнения подавляющего числа американских изданий того времени: «Если мы вообще имеем торговые сношения с Советской Россией, то это должно делаться на основе нормальных правил торговых взаимоотношений, одним из которых является, что если против корпорации предъявляются какие-либо обвинения, дискредитирующие ее, она имеет право требовать доказательств, подтверждающих обвинение, или установление ложности его. Если Амторг действительно нарушает американский закон или занимается тайной пропагандой, направленной к низвержению правительства Соед. Штатов, комиссия Фиша и ее помощники откроют факты. Нам нужны факты, а не контрпропаганда»^[38].

Тем не менее за 1930–1391 гг. комиссия Фиша провела около полутора десятков актов против «советского демпинга», за бойкот советских товаров и в поддержку антисоветской деятельности{351}. С подачи нью-йоркской полиции заявившей, что представитель Амторга является «вице-президентом Коминтерна» в Мексике, антисоветские круги в США достигли разрыва отношений СССР и Мексики, советский представитель был арестован.

В 1932 г. «Комитетом по борьбе с коммунизмом» в Нью-Йорке был устроен митинг патриотических организаций, Федерации труда, католического и методического духовенства, потребовавших восстановление охранки, запрещение ввоза советских продуктов в СШ и объявления американской [коммунистической] партии противозаконной. «Все это разделяет Фиш… Он предсказывает, что СССР заберет следующим летом американский внешний хлебный рынок. Желая подчеркнуть свой «либерализм», он стал критиковать и капитализм, указывая, что ему есть кое-чему научиться у коммунизма; капитализм должен сделаться более «гуманным», чтобы выдержать натиск со стороны коммунизма»{352}.

Советский полпред в то время докладывал в Москву: «Часть американских инженеров, возвращающихся из СССР, особенно те, с которыми не возобновляются контакты, дают информацию неблагоприятную для Союза. Другая часть, более многочисленная и обычно более серьезная, дает дружественную оценку работы в Союзе. Вообще, как я уже писал, Америке было бы скучно без Союза — так много здесь говорят и пишут о нас»{353}.

Известный журналист Лайонс сравнил Сталина с Авраамом Линкольном. Интересно двойственное отношение Лайонса к событиям в Советском Союзе, свойственное большинству тех, кто серьезно занимался советским вопросом:

«Иностранные специалисты, инкоры в том числе, изолированы до такой степени, как это возможно без того, чтобы прибегнуть к домашнему аресту. Они находятся под постоянным наблюдением, мало кто из русских склонен, встречаясь с иностранцем, сам стать объектом такого внимания. Старые специалисты работают под открытым или скрытым надзором и говорят о своем социальном положении только шепотом. Автозавод принимает шефство над Безыменским точно так же, как Николай I опекал Пушкина. Разграничения между отдельными трудящимися являются возвращением к средневековью. Самая широкая группа недовольных, помимо стоящих почти что вне закона кулаков, нэпманов и священников,представлена служащими и вообще умственными работниками. НЭП почти уничтожен, еще больше сужена личная свобода, в том числе и свобода применения личного труда, резко усилилось воздействие цензуры и полиции, сообщения о расстрелах привлекали подчас не больше внимания, чем данные о погоде и т.д. и т.п.»

С другой стороны, отмечал Лайонс: «В Советской России царит строгая нравственность. Партия привлекла к политической работе миллионы трудящихся, конечно, только в смысле осуществления принятой линии. И в партии, и в руководстве интеллигенты заменены настоящими пролетариями. Советская Россия тщательно разрабатывает программу будущего развития, лидеры заменяют мечты цифрами. Тот, кто знал русских до революции, находится в состоянии постоянного изумления тем, что так много сделано. Создать крупную индустрию в феодальной стране почти без помощи иностранного капитала — это задача, которая испугала бы любое правительство. Но, помимо этого, Советы учат миллионы читать, писать и вести более или менее культурную жизнь…»{354}.

На допрос комиссии Фиша был вызван и полномочный представитель СССР в США Б. Сквирский: «В связи с вопросом о Коминтерне и пребывании его в Москве я указал, — говорил советский полпред, — что Первый интернационал находился в США с 1872 по 1876 год и что Карл Маркс сносился непосредственно с президентом Линкольном во время гражданской войны, тепло ответившим на приветствие Маркса; что Второй интернационал находился в Амстердаме, Брюсселе и Лондоне, указав на связь его с МакДональдом и Вандервельде. Я указал, что ВКП лишь одна из многочисленных партий в Коминтерне…»{355}.

Кстати один из лидеров русской революции Л. Троцкий имел американское гражданство и прибыл с сотней своих сторонников, среди которых были такие будущие лидеры революции, как М. Урицкий, В. Володарский и др., в революционную Россию именно из США. В июле 1917 г. они, несмотря на все имевшиеся разногласия, дружно вступили в большевистскую партию.

Советские представители отрицали, какое либо субсидирование «Коминтерна со стороны советского правительства… В доказательство тов. Арене привел пример с пактом Келлога, который был подписан (советским) правительством, хотя коммунистические партии всего мира выступили против пакта и голосовали против него в парламентах»{356}.

Более чем за год до организации комиссии Фиша в СССР к власти пришел И. Сталин, который начал бескомпромиссную и беспощадную борьбу с оппозицией, ратующей за «мировую революцию». Не случайно уже в конце 1930 г. сенатор Уиллер, «поддержанный многими другими, заявил примерно следующее: «В первые дни революции русские считали, что для успеха ее необходима мировая революция. Теперь, по-видимому, позиция русского правительства изменилась. Почему бы не заявить открыто, что существование советского режима в России не требует коммунистической революции в других странах»»{357}. Комиссия Фиша не нашла доказательств какой-либо поддержки СССР коммунистов или революции в США. Однако это не ослабило антисоветскую кампанию. По мнению правых кругов, само существование СССР, его экономические и политические успехи, «являются революционизирующим фактором…»{358}.

На азиатских рубежах

Непосредственных конфликтов между интересами Советского Союза и США за все это время не было. Однако советская политика в Китае, выражавшаяся в отказе СССР от неравноправных договоров^[39], всяких привилегий, от боксерской контрибуции^[40] и от некоторых прав на КВЖД вызвали сильнейшее недовольство американского правительства. Был даже заявлен протест китайскому правительству, в котором высказывалось опасение установления русской сферы влияния в Китае в противоречии с резолюциями Вашингтонской конференции. Американцы, которые до тех пор претендовали на роль единственных друзей Китая, явно опасались, что эта роль будет признана теперь за советским государством{359}.

О причинах этого беспокойства генерал Н. Головин писал еще в 1924 г.: «б дальнейшем С.-А. Соединенные Штаты будут все более и более нуждаться в китайском рынке. Все рынки Северной и Южной Америки не могут вместить большей части производства чрезвычайно развитой индустрии Соединенных Штатов… Европейский рынок с окончанием войны закрыт вследствие дороговизны валюты, а в дальнейшем будущем он будет занят самими же европейскими индустриальными странами, которые защищают свои внутренние рынки, применяя систему протекционизма, т.е. тот самый метод, к которому усиленно прибегают сами Соединенные Штаты. Китайский рынок с населением 325 млн., открывает слишком заманчивые перспективы, чтобы Соединенные Штаты легко отказались от него. Прибавьте к этому, что Китай вследствие дешевизны рабочих рук представляет собою также притягивающее к себе поле деятельносmu, для капитала, сосредоточение которого после войны произошло в Северной Америке»{360}.