Гидравлическое государство

Запад против Востока

Китайская цивилизация, на протяжении многих веков обладавшая вполне определенным превосходством в сравнении со всеми остальными в ряде областей человеческой жизнедеятельности, утратила его после первой промышленной революции в Европе. Этой революции, утвердившей гегемонию Запада над Азией, предшествовало начавшееся в XV веке Возрождение, которое создало необходимые предпосылки для последующего стремительного европейского развития. К тому моменту в Китае наступил очередной период застоя, превративший азиатскую цивилизацию из самой развитой в самую отсталую.

Из всего множества решающих причин, предопределивших «вхождение Запада в современность», представляется необходимым выделить ряд существенных, полагаясь на выводы, сделанные в работах выдающихся ученых — А.Тойнби, по всемирной истории, и синолога Дж. Нидэма.

1. В Китае, как и во всей азиатской цивилизации, не было идеи создания Богом не только законов для людей, но и законов для природы. Европейцы заимствовали идею поиска этих законов у древних греков и развили её. Китайцы же (конфуцианцы или даосы) считали, что «природа приказам не подчиняется», поэтому им была чужда идея поиска законов природы в принципе. Достижения китайской науки осуществлены были исключительно опытным путем. Европейский христианин обоснованно считал, что Бог создал природу с той степенью рациональности, какая способна быть постигнута человеком. Сделав из этого вывод о возможности открытия законов природы, европеец пошел дальше — за Возрождением пришло Просвещение, а с ним и идея поиска не только законов природы, но и власти человека над ней. Отсюда берет начало 20 век — век самых удивительных научно-технических открытий и изобретений.

2. В Китае, как это ни парадоксально для марксистов, не было длительного периода феодализма, о чем с поразительной убедительностью писал в своих исследованиях тот же К. Виттфогель. Феодализм несомненно стал для христианской цивилизации прогрессивным толчком к созданию так называемых федеративных и конфедеративных систем. Три основных феодальных силы — центральная (монархическая власть), региональная (феодальная власть) и каноническая (религиозная), противоборствуя друг с другом, давали городской власти (торговая и цеховая) широкую автономию, позволявшую объединяться последним в мощные организации (Ганзейский союз, к примеру) и обеспечивать свободное движение экономических идей, товаров, а так же создавать условия для разветвленной конкуренции. Своей организацией не обладали крестьяне, поэтому их интересы были защищены в Европе куда хуже.

Наличие городских сословий предопределило старт первой научно-промышленной революции. В это время централизованный Китай, с его всеподавляющей гигантской бюрократической машиной, в очередной раз «застыл в неподвижном состоянии». Там отсутствовали, по меньшей мере, две из перечисленных противоборствующих сил. Из всего азиатского мира лишь Япония пережила длительный период феодализма, однако это лишь одно из условий «вхождения в современность». Есть ещё.

3. В Китае, как и на всем Востоке, не было идеи линейности времени, а была идея его цикличности (т. е. возвращаемых времен). В Европе христиане приняли иудейскую концепцию линейности хода времени. Для западного человека движение времени обладает направлением и значением — идет борьба между Богом и дьяволом, добром и злом. Результат этой борьбы предрешен, и «возвращение обратно», что называется, на исходные позиции более не возможно — зло и дьявол будут окончательно побеждены. Поэтому стремление открыть законы природы и теоретически их обосновать может возникнуть лишь в умах людей, верящих в линейный ход времени и (что вытекает из этого тезиса) в прогресс. Идея же цикличности времени не может быть связана с идеей существования законов природы — раз ничего нового нет «под луной», то и в поиске этого нового нет смысла. Последствия этих двух представлений о времени особенно сильно выражены в области искусств и наук — европейский подход (линейности) привел к динамичности и поиску, а азиатский (цикличности) к застывшим «обездвиженным» формам.

4. В Китае отсутствовал принцип неприкосновенности частной собственности. Разумеется, периоды усиления давления со стороны чиновного аппарата централизованного государства на собственников сменялись некоторым его ослаблением. Как, к примеру, в сегодняшнем Китае. Однако принцип был неизменен — азиатская цивилизация в своей основе мотивирована целенаправленной борьбой за уничтожение или резкое ограничение частной собственности и её заменой системой преимущественно государственной собственности. Пожалуй, это и есть ключевой компонент, объясняющий предмет исследуемого вопроса, — преимуществ Запада, достигнутых в цивилизационном соревновании. Любая политика, стратегически направленная на уничтожение или значительное ограничение частной собственности, может лишь на какое-то время усилить государство, так как позволяет деспотической власти сосредоточить свои концентрированные возможности на достижении сверхцели (полет в космос, строительство пирамид или многотысячекиллометровой стены, проведение грандиозной Олимпиады), но с неизбежностью лишает смысла инициативу, девальвирует результаты труда, ликвидирует конкуренцию как стимул. Всё это ведёт к экономическому тупику и — как следствие — к войне и новой колонизации. Зачастую возрождение в азиатской цивилизации связано с возвращением, хотя бы временно, к принципу неприкосновенности частной собственности. И все же страна, не имеющая твердых законов, гарантирующих полноценную свободу частной собственности и экономической конкуренции, не способна современно развиваться в принципе.

Конец или начало?

История человечества убедительно свидетельствует, что авторитарная система правления в самых её разнообразных формах является наиболее распространённой (ни Запад, ни Россия здесь не исключение), поскольку имеет своим генетическим источником родовые обычаи. Её структуры естественны, просты и потому долговечны. Демократия же и тоталитаризм, что называется, рукотворны, весьма сложны и громоздки по строению. Переход России от тоталитаризма (уникальному по неповторимости проекту, реализованному за всю долгую историю Европы лишь однажды, именно в России) к демократии, доселе неведомой ей общественной системе, и не мог быть другим. Вся деспотическая традиция России, да ещё и искорёженная семидесятилетним коммунизмом, вполне предполагала возможный регресс в сторону привычного и естественного авторитаризма, с «гидравлическими» порядками азиатского типа.

Собственно отсутствие идеологии у нынешней властной группы этим более чем объясняется. Они в состоянии лишь вернуться к понятной и привычной им советской практике. Этой программе они следуют интуитивно. И все попытки обеспечить свою деятельность идеологически преследуют одну цель — как можно убедительнее откреститься от коммунистического наследства, но не от бюрократической, авторитарной модели — исторической и традиционной. Ведь даже их незамысловатое копирование «китайщины» носит откровенно карикатурный и примитивный характер, основывается на представлении, хотя бы в публичном выражении, о «меньшем зле» Востока в сравнении с безбожным Западом. Неуклюжее замалчивание территориальных уступок, отказ от обсуждения миграционных проблем с большим соседом, военные угрозы и имперская экспансия ведут к «новой колонизации» со стороны поднебесной. Как знать, быть может, ещё в 21 веке живущее теперь поколение россиян станет свидетелем территориальной утраты Сибири и Дальнего Востока из-за цивилизационного выбора нынешней власти.

12 мая 2009 г.

http://ej.ru/?a=note&id=9060