Левые психопаты. От якобинцев до движения «Оккупай» (ЛП)

Руссо предполагал, что он «стал ужасом рода человеческого», «оплеванным» «прохожими», и что «целое поколение» «единодушно» получило бы удовольствие, похоронив его живо. То, что он рассматривал как кошмарный сон, погрузило его в «лихорадку» на десять лет, и «шатало» его от «ошибки к ошибке, от заблуждения к заблуждению, и от безумия к безумию», что давало оружие тем, кто стремился управлять им, и разрушить его. Он понимал, что обладал «лихорадочным воображением», но никак не хотел признать, что его паранойя была причиной его мучения, и думал, что лучшим курсом должно было теперь принять свою судьбу как самого добродетельного в мире и все же оскорбляемого человека. С возрастом к нему пришла не мудрость, но просто более острый смысл «страдания», в которое он был погружен. Его верования с возрастом ожесточились, превратившись в догмы, и его «душевная летаргия» заставила его забывать аргументы, на которых основывались его взгляды, но которые теперь были зафиксированы. Это Руссо расценивал как силу, которая пришла с возрастом и в результате преследований. В его собственном уме он создал свой собственный мир мечтаний и кошмаров.

Пассивно-агрессивные черты, которые демонстрировал Руссо, включали:

• Жалобы на то, что другие его неправильно понимали и недооценивали;

• Мог быть угрюмым, раздражительным, нетерпеливым, спорным, циничным, скептичным, и противоречивым;

• Необоснованно критиковал и презирал власть;

• Выражал зависть и негодование в адрес очевидно более удачливых людей;

• Высказывал преувеличенные и постоянные жалобы на личные несчастья;

• Колебался между враждебным вызовом и раскаянием.

Пассивно-агрессивный человек предпринимает самосаботаж, чтобы гарантировать свою собственную неудачу, как форму самозлоупотребления за чувства неадекватности или вины, вообще происходящей из событий его детства. В случае Руссо мы видели, как он связал чувство ответственности за смерть своей матери во время его рождения и спроецировал это чувство на своего отца.

Руссо был также нарциссистом. Человек может быть и пассивно-агрессивным и нарциссическим. Руссо заявлял о себе, что он значительно выше других людей, обладая при этом чувствами вины и неадекватности, начиная с детства. Важным примером была отправка его пяти детей в приют на основании, что там, мол, о них будут лучше заботиться. Руссо сам саботировал все свои отношения с теми, кто стремился помочь ему, возлагая вину за это на других.

9. Садизм и де Сад

Примечательно, что человек, давший свое имя садизму, Донасьен Альфонс Франсуа Маркиз де Сад, расценивался как образец французской революционной добродетели.

Садистское расстройство личности включает использование жестокости или насилия, чтобы установить господство; оскорбление других; получения наслаждения от страданий других, использовании лжи для причинения боли другим; использование запугивания или террора как механизма управления; ограничение свобод других людей, привлекательность насилия, пыток или ранений. Как обозначено выше, характер насилия, совершенного во время большевистской и якобинской революций, является явным проявлением садизма, и идеологи и преступники «терроров», кажется, обладают чертами «садистского расстройства личности».

Маркиз де Сад находился под арестом и при Старом режиме и при правлении Наполеона Бонапарта. Якобинское междуцарствие предоставило ему не только свободу, но также и признание как революционного философа и как государственного функционера. Во время Революции он сидел за решеткой за физическое насилие и сексуальное насилие над многочисленными жертвами, но был выпущен из сумасшедшего дома в Шарантоне, около Парижа, в 1790 году. В том же году он был избран в Национальное собрание, где он представлял крайне левых, и идентифицировал себя с фракцией Марата. Его самоидентификация с крайне левыми включала коммунистические взгляды в пользу отмены частной собственности, и он выражал доктрину классовой борьбы «пролетариата», враждующего с другими классами. В 1793 году он написал хвалебную речь Марату, но столкнулся с Робеспьером, у которого была власть в течение нескольких лет. Де Сад был впоследствии заключен в тюрьму на один год (1793–1794), в то время как многие другие революционеры оказались не столь удачливыми, поскольку Революция пожирала своих собственных детей. В 1803 году, при Наполеоне, он был снова объявлен сумасшедшим за продолжающуюся публикацию своих развращенных романов, и возвратился в психиатрическую больницу в Шарантоне.

Де Сад был предшественником Франкфуртской школы и гуру Новых левых, которые объединили секс и восстание; синтез Фрейда и Маркса. Его идеи предвосхитили идеи Фрейда и фрейдистских марксистов, таких как Вильгельм Райх, и гуру Новых левых как Маркузе и Фромм. Де Сад объединил секс с революцией, писав в «120 днях Содома»: «Сексуальное удовольствие, я соглашусь, это страсть, которой подчинены все другие, но в которой они все объединяются». Его коммунистическая доктрина, как и доктрина Руссо, это атавистический всплеск во имя «свободы», это восстановление «примитива» под маской возвращения к «природе» во имя «прогресса». Он писал об этом в «Алине и Валькуре». «Мы не более виновны в следовании примитивным импульсам, которые управляют нами, чем Нил виновен в своих наводнениях или море в своих волнах». Де Сад выступал за ниспровержение любой морали во имя «Природы», где цивилизованная сдержанность станет устаревшей так, чтобы хищники, такие как он сам, могли бы свободно преследовать весь мир, так же, как он мучил бедных девушек и оправдывал себя тем, что платил им за это, утверждая, что был защитником «народа» во имя «свободы, равенства, братства». Секс был, таким образом, средством получения власти: «Чего хочет кто-то, когда занят половым актом? Того, чтобы все вокруг вас уделили вам свое чрезвычайное внимание, думали только о вас, заботились только о вас… каждый человек хочет быть тираном, когда он прелюбодействует». Секс и политика стали фундаментом Новых левых приблизительно 180 лет спустя, и все еще называются «прогрессивными». Можно было бы также отметить нарциссическую основу этого комментария де Сада.

В «Философии в будуаре» де Сад осудил «безвкусных моралистов» от имени «Природы». Он назвал девичью честь «абсурдом» и продуктом «опасных оков», навязанных «отвратительной религией» и «слабоумными родителями». Адорно и его команда социологов придумала что-то подобное более ста пятидесяти лет спустя, расценивая такие «репрессивные» отношения как скрытый «фашизм». Во имя «законов природы» оправдывались разрушения и убийства: «Разрушение является одним из главных законов природы, ничто, что разрушает, не может быть преступным… убийство это не разрушение; тот, кто совершает его, делает только изменение формы». Рождение ребенка это бремя, а отнюдь не закон природы. С точки зрения законов природы предпочтительнее отказ от размножения. Даже детоубийство является согласно законам природы правом матери. Де Сад в 1795 году использовал аргументы феминисток и сторонников абортов нашего времени: высмеивая идею, что «эмбрион начинает немедленно созревать, маленькая душа, излучение Бога, прибывает сразу, чтобы оживить его». Согласно де Саду такой ребенок не имеет никакого значения, и никто не должен быть обязан стать матерью или отцом.

Предвосхищая Маркса, де Сад связал религию с роялизмом и призывал к разрушению обоих. Утверждения де Сада, что религия поддерживает монархию, были просто как эхо повторены Марксом в следующем столетии, когда он назвал религию «опиумом для народа». В «свободном, республиканском государстве» останется лишь немного действий, которые будут расцениваться как наказуемые преступления: «есть очень немного преступных деяний в обществе, основы которого — свобода и равенство». Прирост населения должен быть ограничен, и детей можно убивать при рождении, чтобы гарантировать ограничение численности населения. Истребление населения стало важной политикой якобинского режима, также, как и «ампутация гангрены» определенных нежелательных элементов. Де Сад закончил свой либеральнокоммунистический трактат словами: «Я никогда не ем с таким удовольствием, я никогда не сплю так спокойно, как тогда, когда я в течение дня достаточно осквернил себя тем, что наши дураки называют преступлениями».