Левые психопаты. От якобинцев до движения «Оккупай» (ЛП)
Левые психопаты. От якобинцев до движения «Оккупай» (ЛП) читать книгу онлайн
Чтение «Левых психопатов» откроет глаза многим. Воображаемые репрессивные неврозы правых блекнут в сравнении с эгоистичной, порочной паранойей левых (чему порой помогает употребление наркотиков и доказанное повреждение головного мозга). Почему правые не смогли предотвратить рост социалистических государств по всему Западу с их политикой заполнения себя иммигрантами из Третьего мира, чтобы восполнить свою собственную неспособность обучить свою молодежь до максимума (согласно их способностям)? Вероятно, уважающие семью китайцы сметут все перед собой, поскольку Запад падет под ношей тех смешных трудностей, которые левые психопаты помогли навесить на него. Чтение данной книги не только доставит читателю удовольствие, но и поможет пересмотреть прежние взгляды. Это новый шанс воспринять то, что Айзенк впервые начал объяснять в академическом ключе в 1954 году.
Доктор Крис Брэнд. Кафедра психологии, Эдинбургский университет (1970–1997)Одно из последствий триумфа левых — быстрый рост причудливых психиатрических диагнозов для любого рода консерваторов. Теперь Керри Болтон написал основанную на фактах работу о патологии левых — о тщеславии Руссо, садистской жестокости большевиков и о неадекватных отношениях родителей и детей Новых левых 1960-х. Общая черта многих лиц, описываемых здесь, это самовлюбленность зазнаек — высокомерие людей, которые абсолютно уверены в своем предопределении к реформированию общества и абсолютно безжалостны при воплощении своих идей. Эта книга — существенный вклад в основанную на психологии критику левых.
Доктор Кевин Макдональд, профессор психологии, Университет штата Калифорния, Лонг-БичСокращенный перевод с английского — исключены сноски и указания источников. Издательство Блэк Хаус Паблишинг Лтд., Лондон, 2013.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Духовной базой идеальной республики Руссо была «гражданская религия», и за нее тоже с рвением схватились якобинцы, чей Культ природы и Культ богини разума соперничали за доминирующий статус в якобинской Франции на руинах католической церкви и после массового уничтожения духовенства. В 1793 году, когда на месте уничтоженной Бастилии была проведена квазирелигиозная церемония, чтобы отпраздновать инаугурацию новой конституции кантата, там была провозглашена кантата, основанная на четвертой книге «Эмиля» Руссо.
Другая предпосылка Руссо, которая больше всего повлияла на представления о государстве и законе — и либерально-демократическом и коммунистическом, состоит в том, что политический режим может изменить человечество в соответствии с избранной им идеологией. Руссо вспоминал о начале своих собственных политических идей:
«Я чувствовал, что все было радикально связано с политикой, и что, на каких бы принципах они не основывались, люди никогда не стали бы большим, чем тем, какими сделала их природа правительства; поэтому большой вопрос о наилучшем возможном правительстве показался мне сокращенным до этого: Какая природа правительства является самой подходящей, чтобы сформировать самый добродетельный и просвещенный, самый мудрый и лучший народ, беря последний эпитет в его самом обширном значении? Я думал, что этот вопрос в очень большой степени, если не полностью, был аналогичен следующему вопросу: Что за правительство, которое по своему характеру всегда само наиболее близко придерживается законов, или меньше всего отклоняется от законов».
Эта идея, что «люди никогда не стали бы большим, чем тем, какими сделала их природа правительства», практически означает, что так далеко от той идеальной «свободы», достигаемой при либерализме, которую Руссо, и либералы вообще продолжают воображать, государство стало бы все более и более безжалостным и тираническим, поскольку оно не смогло бы реалистически учесть факторы, которые действительно формируют человечество поверх и вне изменений в политических, экономических или социальных структурах. Руссо и другие философы эры Просвещения верили, что человек якобы бесконечно покорен. Они полагали, что «идеальные» законы и правительства могли бы переделать все человечество в счастливое, свободное, равное и мирное. Когда первый современный эксперимент как в либерализме, так и в коммунизме, якобинская Французская революция, вдохновленная этими философами Просвещения, не смогла воплотить в жизнь их лозунг о «свободе, равенстве, братстве», последовало окончательное обращение за помощью к гильотине и к массовым убийствам, и к сети шпионов и информаторов под контролем самых энергичных поклонников Руссо среди якобинцев: Максимилиана Робеспьера и Луи Антуана де Сен-Жюста. Якобинцы буквально отрезали Франции голову ради достижения «равенства».
Та же самая доктрина мотивировала большевизм и Красный террор приблизительно 130 лет спустя, и продолжает мотивировать левых вообще, будь то Старые левые, Новые левые, или Будущие левые. Еще менее понято, что доктрина о том, что природа человека может быть сформирована законами, продолжает быть основанием всех западных правительств, все равно, как они сами себя называют — «левые», «правые» или «центристы». Весь этот нынче в значительной степени бессмысленный политический спектр в той или иной степени принял доктрину Просвещения о человечестве. В западных либеральных демократических государствах такие законы, в наиболее явном виде, принимают форму законодательства о «правах человека» и «межрасовых отношениях», разработанного, чтобы насильственно навязать доктрину «равенства», взятую прямо из восемнадцатого века. Чем больше равенства пытаются достичь, тем больше требуется законов. Так происходит во всех государствах, которые называют себя либеральными, демократичными, социалистическими, или коммунистическими. Философ Алексис де Токвиль писал об этом: «…Но каждый находит в человеческом сердце также развращенный вкус к равенству, который побуждает слабых желать понизить сильных до своего уровня, и который ослабляет людей до предпочтения равенства в рабстве в сравнении с неравенством в свободе».
Эдмунд Бёрк так писал о влиянии Руссо на революционную Францию:
«[Французское] собрание рекомендует своей молодежи исследование смелых экспериментаторов в этике. Все знают, что среди их лидеров идет большой спор, кто из них является лучшим подобием Руссо. На самом деле, они все напоминают его. Его кровь они переливают в свои умы и в свои манеры. Они изучают его; они размышляют о нем; к нему они обращаются во все то время, которое они могут уделить, отвлекаясь от трудоемкого вреда дня или дебоши ночи. Руссо — это их канон Священного Писания; в его жизни он — их канон Polycletus, он — их стандарт совершенства. Этому человеку и этому писателю, как образцу для авторов и французов, литейные заводы Парижа теперь изготовляют статуи, используя для этого материал от котлов их бедняков и колоколов их церквей. Если бы какой-то автор писал как великий гений о геометрии, хотя его практические и спекулятивные нравы были крайне порочны, могло бы оказаться, что голосуя за статуи, они чествовали бы только геометра. Но Руссо — моралист, или он ничто. Поэтому невозможно, сочетая обстоятельства, неправильно понять их цель в выборе автора, с которого они начали рекомендовать курс исследований».
Руссо заявлял, что, чтобы прийти к своей доктрине о достижении совершенства человечества, он должен был наблюдать за изменениями в себе и в людях вокруг него:
«Исследуя самого себя, и ища в других, что могло быть причиной этих различных манер существования, я обнаружил, что они в большой мере зависели от предшествующих впечатлений от внешних объектов; и это, непрерывно изменяемое нашими чувствами и органами, мы, не зная этого, переносили на наши идеи, чувства, и даже воздействия этих изменений. Поразительные и многочисленные наблюдения, которые я собрал, были совершенно бесспорными, и по их естественному принципу казались подходящими, чтобы снабдить внешнюю форму правления, который изменялся согласно обстоятельствам, мог бы поместить и поддержать разум в государстве, самом благоприятном в отношении достоинств. Сколько ошибок можно было бы избежать, сколько грехов были бы задушены в зародыше, если бы было возможно вынудить животную экономику помочь моральному порядку, который она так часто нарушает! Климат, времена года, звуки, цвета, свет, темнота, стихии, болезни, шум, тишина, движение, отдых, все воздействует на животную машину, и, следовательно, на ум: все предлагает тысячу средств, почти уверенных в направлении в их происхождении чувств, которые мы переносим, чтобы быть управляемыми».
Эта доктрина, которую Руссо формулировал на основе его собственных обстоятельств, была доктриной «энвайронментализма», состоящей в том, что люди сформированы окружающей их средой. Измените окружающую среду, и можно изменить человеческий характер. Уже Руссо установил доктрину как безошибочную догму: «наблюдения, которые я собрал, были бесспорны…» Энвайронментализм в свою очередь является основанием этих двух систем, которые, как предполагает большинство людей, были враждебны друг другу, но они все же происходят из одних и тех же источников: либерализм и коммунизм. В СССР подавляли генетику Менделя, потому что законы генетической наследственности, утверждающие, что человеческие черты, как и черты всех организмов, генетически наследуются, а не изменяются в прихоти вследствие изменений политической, экономической или социальной структуры, не согласуются с догмой. Либеральный Запад, хотя и ведет себя тоньше, чем советские государства, продолжает ту же самую позицию, когда подавляет или клевещет на результаты исследований генетического наследования, которые показывают, почему люди не «равны» — и не могут быть «равны».
Наблюдения Руссо в отношении его собственных недостатков и способа, которым он чувствовал других, были спроецированы им на общество, и вся его доктрина была сформулирована неуравновешенным умом.
