Сядьте на пол
Сядьте на пол читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
И наконец, самое сложное. Допустим, у вас есть возможность выбора учителей. По каким принципам выбирать-то? Если вам доводилось искать няню, то вы ближе к ответу.
«Лёва стал очень разборчив в одежде. То у рубашки слишком широкий ворот, то брюки неправильные: не того цвета или просто “не идут”. Мы его уже зовём “лордом”.
— Мама, а мы в поезде будем спать в ботинках? — Нет, ботинки снимем. — Как же мы тогда будем есть?
Лёва следит за одёжными трендами во всём окружающем мире:
— Пап, а у Бэтмена вообще были уличные штаны?
— Пап, купишь мне сандалии как у Геракла?
Был в гостях Волошин. Я показывал ему нашу коллекцию океанских ракушек, Кит — индийские бусы, Ева — банку со своими драгоценностями. В общем, все показывали блестяшки, как сороки. Кроме Левы, который надел любимую футболку с рыцарями, купленную в Бангкоке, и пришел её показывать.
Сообщаю ему и Еве вечером, что возьму их на экскурсию к себе на работу, покажу хакеров. Первый вопрос Лёвы:
— А там будут белые шляпы?
На днях Лёва гордо сообщил, что в садике он единственный, кто складывает свои вещи. Ну, это точно влияние няни Светы. Стильную одежду и Маша любит. Но никто в нашей семье её не складывает, кроме няни.» (декабрь 2015)
Наши няни научили детей многому, чего не умеем мы сами. Это не то, что излагают в абстрактных учебниках, а то, что делается в повседневной жизни, в реальных ситуациях. Складывать одежду — лишь малая часть таких умений; в основном это незаметные, неформализуемые, но очень практичные жизненные стратегии.
Может ли научить такому школьный учитель? Едва ли. Даже если отбросить плохих учителей, попавших в школу по принципу «у кого ума нет — в пед», оставшиеся хорошие учителя делятся на два типа. Либо это профи — знатоки своего предмета, либо орги — чуткие организаторы коллектива. Второй тип более востребован в младшей школе, первый — в старшей. Идеальным вариантом учителя считается такой, который и предметом владеет, и работать с детьми умеет.
Но что у него происходит в личной жизни? Каковы его собственные жизненные стратегии за пределами школы? Увы, обычно мы этого не знаем. Учитель, который мог бы учить самой жизни, а не только «предметам», встречается очень редко. Да и сама культура выбора таких учителей сейчас отсутствует, хотя в доиндустриальных сообществах она была очень развита.
«В России почти нет воспитания, но воспитателей находят очень легко».
Этими словами начинается восьмая глава незаконченного романа Николая Лескова «Захудалый род» [15], где главная героиня ищет учителя и воспитателя для своих сыновей. При этом ей не нравятся ни учителя-предметники, которые «приходят и уходят», ни безвольный гувернёр-француз, который был хорош только для малышей. А теперь ей нужен человек, который не просто «прочитал сто книг», но сам живёт по правильным жизненным принципам и может научить её детей, «как быть счастливым даже в невзгодах».
Увы, хэппи-энда не происходит: прекрасный учитель найден, но он слишком противоречит системе и отправляется в ссылку. А сыновей княгини по указу царя забирают в государственное училище. Роман написан в 1873 году. Можете оценить давность проблемы.
А теперь давайте промотаем двести лет вперёд.
«Дорогая мамочка! Получил твое письмо. Раскритиковала ты нас здорово. Однако, при всем моём к тебе уважении, должен сказать, что не везде и не во всём справедливо. Понимаешь, если исходить из задачи «звать молодёжь» или «направлять молодёжь», то не только эта — ни одна из наших работ ни к черту не годится. Задача же у нас другая совсем. Мы хотим заставить молодёжь шевелить мозгами, понимаешь? Заставить её задуматься над иными проблемами, кроме «где схватить девочку» и «у кого перехватить пятёрку до получки на выпивку». Нам представляется, что это задача не менее — а может быть, и более — благородная, чем «звательная» и «направлятельная». Звали нас и направляли всю жизнь, а толку не видно, потому что мыслят люди слишком прямолинейно: либо вперёд, либо назад. Вперёд — там сияющие дали, однако же вполне конкретные колдобины на дорогах, а назад — стыдно, конечно, но выпить можно, и с девками побаловаться. Мы должны заставить людей думать глубже, мыслить шире, воспитывать отвращение к грязи и невежеству, особенно к невежеству».
(Аркадий Стругацкий, из письма матери, 1962 г. [83])
Когда я учился в десятом классе, мы читали «Гадких лебедей» в самиздатовской распечатке. Прообразом интерната в этой книге Стругацких стал один из четырёх колмогоровских математических интернатов — московский. А мы учились в таком же питерском. Потому нам и нравилась эта книжка: Стругацкие как бы подчёркивали нашу крутизну и избранность.
Но именно эта элитарщина, вместе с хорошим русским языком и красивой псевдо-японской недосказанностью, совершенно затмевала те минусы романа, которые стали видны позже. А чему, собственно, учили детей мокрецы в этой книге Стругацких? «Думать туман»?
Сам-то я знал на личном опыте, чему учат в этих интернатах, ради чего меня оторвали от дома, от леса и речки, от уличной лапты и гонок на велосипедах, от ловли майских жуков и поездок «на картошку», от всех этих простых занятий провинциального детства. И как рассказано в предыдущей главе, далеко не все сферические кони физмата стоили такого отрыва. С другой стороны, стало ясно, что именно такие отрывы, или, как сейчас говорят, волшебные пендели, отправляющие человека в чуждую среду с новыми прикладными задачами, являются гораздо более сильным образовательным средством, чем «обучение думать» в специально отгороженных, чистеньких школах.
Ничего подобного в «Гадких лебедях» не было. Там был только туман. И заметил это не только я. В статье, случайно попавшейся мне на просторах Интернета [84], неизвестный автор пишет:
«Братья, уделившие столь значительное место своей воспитательной системе, совершенно «выпустили из вида» фактор труда. В «Полдне», в главе об Аньюдинской школе упоминаются уроки труда, но это упоминание эпизодическое — при том, что остальные аспекты показаны более чем подробно. То есть видно, что никакого особого значения трудовая деятельность в «мире Стругацких» не имеет…
Интересно, что при всем огромном внимании Стругацких к системе воспитания, к фигуре Учителя, они оставляют основной мотивацией развития как раз «карьерную», (вернее социоролевую, основанную на стремлении к занятию максимально высокого места)».
А ведь и правда. Люди, которые занимаются явной созидательной деятельностью, строят что-то своими руками, практически никогда не становятся главными героями АБС. У них все романы — про Контроль. Про спецслужбы и разные другие органы управления, к которым относятся и учителя.
Зато ресурсы, за контроль которых идёт борьба, зачастую не прорисованы вообще. Какие-то детонаторы. Какой-то инопланетный хабар. Какие-то дети, по непонятным причинам собранные в туманный интернат. Всё это выступает лишь как фон для управленческих интриг: одни персонажи Очень Мешают, а другие Прогрессивно Курируют. И именно вокруг этих кураторов разного цвета вертятся все истории.
Если отбросить маскировочное название «научная фантастика» и назвать этот жанр по-честному — control fiction — становятся понятны и другие особенности книг АБС. Мальчиковые игры в Контроль не любят девочек на корабле: женщины в книгах Стругацких почти никогда не выступают в качестве активной силы. Аналогичную картину мальчиковых игр можно увидеть в политических детективах Джона Ле Карре.
Но ведь управление — это тоже работа, возражают мне поклонники Стругацких. Верно. И как во всякой работе, знания тут накапливаются из опыта. Джон Ле Карре вышел из той же школы шпионского романа, откуда вышли Ян Флеминг и Грэм Грин: все трое много лет работали в британской разведке. А откуда Стругацкие взяли свои представления о том, чему учить молодёжь? Передалось с генами от мамы-учительницы?
