Социология вещей (сборник статей)

Mead, G. H. (1934) Mind, Self and Society. Chicago: University of Chicago Press.

Mead, G. H. (1938) The Phylosophy of the Act. Chicago: University of Chicago Press.

Merton, R. K. (1970 [1938]) Science, Technology and Society in Seventeenth-Century England. New York: Harper & Row.

Peters, B. (1993) Die Integration moderner Gesellschaften. Frankfurt / M.: Suhrkamp.

Pickering, A. (1995) The Mangle of Practice: Time, Agency and Science. Chicago: University of Chicago Press.

Porter, T. M. (1996) ‘Karl Pearson’s Wanderjahre: Desire, Renunciation, and Objectivity’, manuscript, University of California, Los Angeles, Department of History.

Rabinbach, A. (1996) ‘Social Knowledge, Social Risk, and the Politics of Industrial Accidents in Germany and France’, in D. Rueschemeyer and T. Skocpol (eds) States, Social Knowledge, and the Origins of Modern Social Policies. Princeton, nj: Princeton University Press.

Rheinberger, H.-J. (1992) ‘Experiment, Difference, and Writitng: I. Tracing Protein Synthesis’, Studies in the History and Philosophy of Science 23 (2): 305–31.

Rueschemeyer, D. and T. Skocpol (eds) (1996) States, Social Knowledge, and the Origins of Modern Social Policies. Princeton, NJ: Princeton University Press.

Sandel, M. J. (1982) Liberalism and the Limits of Justice. Cambridge: Cambridge University Press.

Simmel, G. (1923) Philosophische Kultur. Potsdam: Kiepenheuer.

Simmel, G. (1978 [1907]) The Philosophy of Money. London, Routledge.

Slater, D. (1997) Consumer Culture and Modernity. Cambridge: Polity.

Stehr, N. (1994) Arbeit, Eigentum und Wissen. Zur Theorie von Wissensgesellschaften. Frankfurt / M.: Suhrkamp.

Thevenot, L. (1994)‚ Le Regime de familiarite. Des choses en personne ‘, Génese 17 (Sept.): 72–101.

Tocqueville, A. De (1969 [1840]) ‘Of Individualism in Democracies’, in J. P. Mayer (ed.) Democracy in America, Vol. 2, trans. George Lawrence. New York: Doubleday, Anchor Books.

Todes, D. (1997) ‘Pavlov’s Physiology Factory’, manuscript, Johns Hopkins University.

Traweek, S. (1998) Beamtimes and Lifetimes: The World of High Energy Physics. Cambridge, ma: Harvard University Press.

Turkle, S. (1984) The Second Self: Computers and the Human Spirit. New York: Simon & Schuster.

Turkle, S. (1995) Life on the Screen. New York: Simon & Schuster.

Walzer, M. (1990) ‘The Communitarian Critique of Liberalism’, Political Theory 18 (1): 6–23.

Welsch, W. (1996) ‘Aestheticization Processes: Phenomena, Distinction and Prospects’, Theory, Culture & Society 13 (1): 1–25.

Wiley, N. (1994) The Semiotic Self. Chicago: University of Chicago Press.

Winch, P. (1957) The Idea of Social Science and its Relation to Philosophy. London: Routledge & Paul.

Wise, N. (1993) ‘Mediations: Enlightenment Balancing Acts, or the Technologies of Rationalization’, in P. Horwich (ed.) World Changes: Thomas Kuhn and the Nature of Science. Cambridge, ma: mit Press.

Wittrock, B. And P. Wagner (1996) ‘Social Science and the Building of the Early Welfare State, in D. Rueschemeyer and T. Skocpol (eds) States, Social Knowledge, and the Origins of Modern Social Policies. Princeton, nj: Princeton University Press.

Карин Кнорр-Цетина, Урс Брюггер

Рынок как объект привязанности: исследование постсоциальных отношений на финансовых рынках [234] [235]

В основе статьи лежит предположение о все большей распространенности и значимости объектных миров в социальном мире. Согласно этому предположению, подобный наплыв объектных миров ведет к трансформации моделей связей между людьми (human relatedness), которую можно обозначить понятием постсоциальных форм. Эти формы включают объектные отношения, в которых объектами выступают неживые предметы. Впервые (по крайней мере, в новейшей истории) возник вопрос о том, а действительно ли наибольший интерес для людей представляют другие люди. Как показывают многочисленные исследования, возникающие риски – неотъемлемая часть современных человеческих отношений – связаны с объектами в не меньшей мере, чем с самими людьми. «Постсоциальные формы» проникают в социальные отношения, при этом последние «опустошаются», теряя свое былое значение. Мы сумеем понять данное явление, лишь переосмыслив традиционные понятия, согласно которым объекты рассматриваются просто как отчужденные абстрактные технологии или фетишизированные товары, сковывающие любой человеческий или политический потенциал (К. Маркс). Ранее мы предложили иной подход, который и используем в данной работе. Здесь детально анализируется понятие постсоциальных связей, основанное на идее динамики потребностей и невозможности их реализации. Это явление рассматривается на примере финансовых рынков: трейдеры здесь относятся к рынкам как объектам привязанности (objects of attachments), основанным на повторяющихся актах нереализованности.

1. Введение

В основу данной статьи положена наша более ранняя работа, в которой в качестве возможной социальной, т. е. конституирующей, формы анализировалась «объект-центричная социальность» (object-centered sociality), рассматривающаяся как оборотная сторона современной индивидуализации (Knorr-Cetina 1997). В ней утверждалось, что, представляя себе современную личность «неукорененной» (disembedding), как это делается сегодня в посттрадиционных обществах, мы упускаем из виду распространение объект-центричной среды, которая задает наше место и привносит стабильность, определяет индивидуальную идентичность так же, как это делали прежде местное сообщество или семья, и выводит на первый план формы социальности, подкрепляющие и дополняющие формы, исследовавшиеся обществоведами ранее. Мы полагаем, что десоциализирующие силы и события современных переходных обществ следует попытаться анализировать с позиций постсоциальной модели социальности. Согласно этой модели, в отношениях, предполагающих элементы риска (а таковыми, по мнению многих авторов, является подавляющее большинство нынешних человеческих отношений), именно объекты получают преимущества. А объектные отношения рассматриваются как категория, составляющая все более мощную конкуренцию человеческим отношениям. Одна из отличительных особенностей современной жизни состоит в том, что, пожалуй, впервые в истории (по крайней мере, новейшей) встает вопрос: действительно ли другие люди являются наиболее интересным элементом окружающей среды – тем, на который люди тоньше и охотнее всего реагируют и которому они уделяют наибольшее внимание (см. также: Turkle 1995). Мы попытаемся проанализировать эту возможность, используя понятие «постсоциальные отношения», и предполагаем, что это позволит нам несколько смягчить жесткие рамки, заданные прежними подходами.

Понятие «постсоциальный» служит удобным обозначением для неограниченного спектра культурных форм, выходящих за пределы привычных определений социального порядка, но проявляющих себя сегодня в целом ряде образований. Среди таких форм – крайне рискованное поведение по отношению к природной среде, подобное тому, что описал С. Линг (Lyng 1990; его при мер – затяжные прыжки с парашютом); определение идентичности с точки зрения объектных принципов и категорий, возникающих в результате анализа потребительского поведения и деятельности крупных торговых центров (Falk, Campbell 1997; Ritzer 1999); виды привязанностей (attachments), обсуждаемые в данной работе. Все эти формы объединяет вовлеченность в «объектные отношения» (object-relations) с неживыми вещами, которые начинают конкурировать с человеческими отношениями и в определенной степени заменяют их. Однако понятие постсоциального можно использовать и для анализа человеческих отношений, когда те вымываются из наших основных представлений о социальности. Подобную методику анализа можно использовать также в коллективных обезличенных системах, возникающих в символическом пространстве, – например, для исследования форм человеческого взаимодействия, образованного коммуникационными технологиями и ими опосредуемого. Мы можем назвать такие системы постсоциальными формами, так как они возни кают в обстоятельствах, когда взаимодействие, пространство и даже коммуниация начинают означать нечто, отличное от их привычного понимания. Открытым вопросом, на который предстоит ответить эмпирическим исследованиям, остается вопрос о том, как изменяются характеристики социального взаимодействия, когда технологическое становится естественным, а «социальное пространство превращается в компьютерный код, – всеобщий и обманчивый (consensual and hallucinatory)» (Stone 1996: 38). Мы не будем здесь пытаться ответить на этот вопрос, а сосредоточим внимание на пост-социальных отношениях в сфере, в которой объектами выступают одновременно и люди, и предметы. А в качестве примера мы рассмотрим «рынок» и, в частности, финансовые рынки, оказывающие все возрастающее влияние на современную жизнь. Вслед за трейдерами, видящими в рынке совокупность преимущественно анонимных поведенческих актов, мы будем анализировать его как объект, а затем вернемся к его человеческой составляющей.