Судьба доктора Хавкина

Рука министра: «Как Вашему императорскому Величеству благоугодно повелеть с присланным ящиком?»

Синий карандаш царя: «Пришлите ящик ко мне, а его можно очень благодарить».

Вскоре российское посольство вручило господину Клюзе чек на солидную сумму. Прямо скажем — «царский подарок».

СПУСК ЖЕЛТОГО ФЛАГА

Кто-то сказал, что история медицины — трехтысячелетняя история разочарований. Это справедливо только наполовину. Чтобы потерять веру, ее надо сначала обрести. Несчетное число раз человечество увлекалось действительными или кажущимися победами медиков. Не раз был «открыт» «эликсир жизни», «до бесконечности» продлевающий человеческое существование. В журналах 90-х годов прошлого века есть статьи о «радикальных» методах излечения рака. Мир поочередно гипнотизировали опыты Месмера и графа Калиостро, подсадки Воронова и гравидан — лекарство из мочи беременных женщин. До середины XIX столетия почти каждый десяток лет появлялась новая теория возникновения болезней. То же происходило и со «средствами исцеления». На каждого страждущего медицина двигала полки флаконов, флакончиков с настоями, отварами, каплями, дивизии коробочек с пилюлями, баночек с мазями. Фармакопея средневековья была так же причудлива, как одежды врачей и аптекарей. Одна из многочисленных и весьма популярных мазей XVI столетия, так называемая щенковая мазь, рекомендованная при ожогах, содержала щенков вареных в масле лилий, и еще семьдесят других ингредиентов.

Что-то невообразимое происходило и с методами лечения. Парижский профессор Босгильон свои лекции начинал словами: «Что мы будем делать сегодня? Вот что… Дадим слабительное всей левой половине палаты и пустим кровь всей правой половине». Сейчас это вызывает улыбку, а тогда в середине просвещенного XVIII века, Босгильон был в числе медицинских светил и широко посещаемые лекции его звучали под сводами Hotel Dien — самого прославленного госпиталя в Париже.

Да, всякого рода медицинских «очарований» человечество пережило в избытке. Надо ли удивляться, что в конце концов произошла инфляция доверия больных к своей спасительнице медицине.

Волна разочарования в медицине захлестнула и самих медиков. Неверие в новые средства и приемы лечения до середины XIX в. становится основной позицией медицинских обществ и академий. Даже к таким, всеми теперь признанным средствам диагностики больного, как выстукивание и прослушивание, врачи отнеслись с подозрением. Венского врача Леопольда Ауэнбруггера, предложившего выстукивание (перкуссию) в 1761 году, коллеги объявили сумасшедшим и подвергли преследованиям. Метод забыли более чем на шестьдесят лет. Нечто подобное произошло с открытием француза Рене Лаэннека, который в двадцатых годах XIX столетия ввел в обиход медиков деревянную трубочку для выслушивания (аускультации) грудной клетки, а спустя два десятка лет в Берлине и Вене все еще продолжали издеваться над энтузиастами стетоскопа.

Знаменитый медик и физик Г. Гельмгольц свидетельствует о том, что в середине XIX столетия с недоверием отнеслись и к такому безобидному новшеству, как глазное зеркало (то круглое, вогнутое зеркальце, надетое на головной обруч, без которого не мог бы работать современный врач-глазник). Один немецкий хирург сказал Гельмгольцу, что никогда не решится применять этот инструмент, потому что «очень опасно направлять яркий свет в больные глаза».

Надо ли удивляться тому, что над новой наукой бактериологией, которая родилась в конце 70-х годов, и ее новыми лекарствами — вакциной и сывороткой — весь медицинский мир буквально глумился. Когда в 1881 году Пастер на Лондонском съезде высказал мысль о предохранительных прививках, Роберт Кох — врач и бактериолог, бросил фразу, ставшую впоследствии знаменем врагов вакцинации: «Это слишком хорошо, чтобы быть правдой».

Да, для медиков, которые многие века не умели лечить ни одной из нескольких сот инфекционных болезней, открытие Пастера действительно представлялось «слишком хорошим». Скептическую фразу Коха подхватили врачи всех континентов. Весь дальнейший путь микробиологов усеяли бесчисленные тернии сомнений и недоверия. В 1883 году, когда Пастером уже была создана вакцина против сибирской язвы, а Кохом открыта бацилла холеры и возбудитель туберкулеза, видный врач Петер с трибуны парижской Академии медицины продолжал утверждать, что микробы, «эти достопримечательности естествознания, не имеют в сущности почти никакого значения для медицины».

Со временем неотразимые победы Пастера заставили врачебный мир признать благодетельность прививок. Однако скептический дух еще долго витал в медицине.

Интересно, что недоверие медиков к достижениям своих коллег стало будто даже возрастать по мере того, как наука XIX и XX веков начала обогащаться все более достоверными, крупными открытиями и изобретениями. Почти двадцать лет боролся за признание теории фагоцитоза Мечников; современники с подозрением отнеслись к сообщению Ландштейнера о том, что кровь человека имеет несколько групп. Вскоре после открытия икс-лучей один из профессоров-медиков Вюрцбургского университета заявил публично: «Какой чудак этот Рентген, мы знаем давно, но теперь он совсем с ума сошел: утверждает, что видел кости своей собственной руки».

А вот факт более свежий. Лауреат Нобелевской премии Александр Флеминг, творец пенициллина (того самого пенициллина, без которого невозможно представить себе медицину середины XX в.) пятнадцать лет просил медиков принять его препарат в клинику. Сотни тысяч умерли за это время от гнойных и иных инфекций, которые так просто было бы излечить этим лекарством. А медики… продолжали сомневаться. Если бы не вторая мировая война с ее миллионами раненых и острой нуждой в медикаментах, может быть, гениальный Флеминг так и не дождался бы торжества своего детища.

Пусть не посетует нетерпеливый читатель на слишком длинное авторское отступление. Нет худа без добра. Может быть, эти страницы позволят лучше понять, на какой нелегкий путь осенью 1892 года вступил ассистент Пастеровского института бактериолог Владимир Хавкин.

Эта осень была полна для него волнений и необычных встреч. 20 ноября 1892 года Пастер писал своему другу профессору Транше: «Хавкин… вот уже неделю находится в Лондоне, где хлопочет перед английскими властями о разрешении на выезд в Калькутту, чтобы там проводить опыты, которые он рассчитывал произвести в Королевстве Сиам. Г-н Арман, бывший французский резидент в Кохинхине, ответил Хавкину, что его проект прививок в Сиаме встретит непреодолимые трудности из-за недружелюбия местного населения и что, напротив, прививки можно с успехом провести в Индии. Он дал ему письмо к лорду Дафферину, который в свою очередь направил Хавкина к своим друзьям в Лондон».

Послы, члены палаты лордов, министры… Сегодня прием у лорда Кимберлея, ведающего индийскими делами в кабинете Ее Величества, завтра прием у министра иностранных дел Розбери. У Хавкина кружится голова от блистательных имен. С ним разговаривают весьма уважительно. В Лондон дошли вести о противохолерной вакцине. К тому же за спиной молодого бактериолога асемирная слава института Пастера. Но есть еще одна причина, почему приезжему из Парижа обеспечен столь теплый прием в лондонских высших сферах. Идет пятьдесят пятый год правления королевы Виктории. Позади сорок больших и малых войн, которые Англия вела за время ее царствования во всех концах света. Империя отдувается от обилия золота, чувства собственного достоинства и мощи. Процветание. «Правь, Британия, морями!» И все же верные слуги британской королевы начинают понимать, что в бесчисленных колониях и заморских территориях нельзя теперь господствовать, опираясь только на штыки армии и параграфы хитроумных имперских законов, что кроме кнута нужен и пряник. Время от времени надо показывать желтым, черным и оливковым народам, что королева печется об их счастье, здоровье, благосостоянии. Прежде всего это необходимо сделать в Индии, где есть своя местная знать, своя, пока еще немногочисленная, но весьма беспокойная интеллигенция. А сейчас в Индии эпидемия холеры, и предложение мсье Хавкина как нельзя кстати. Лондон пошлет туда видного ученого-бактериолога. Об этом напишут европейские и индийские газеты. Об этом будет сделано официальное сообщение. Такие шаги служат ко благу и укреплению престижа империи.