Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды: Письма Г.В. Адамовича И.В. Одоевцевой и Г.В. Иванову (1955-19

Ну, вот — это дела. Что с Жоржем? Просто «депрессия» или болезнь? Надеюсь, хоть Вы цветете как роза. Вы спрашиваете о моем парижском времяпрепровождении. Ничего, в общем приятно. Приехал ко мне обожаемый красавец на пять дней, и я пребывал в блаженстве и счастьи. Он правда очень мил, Вы бы оценили всячески, но о прыгать не может быть речи, и даже намека не было, даже в разговорах, ибо он бы сказал отцу и был бы скандал страшный. Мог бы сказать, во всяком случае. Ninon сегодня опять прислала вопль: одолжите 5 тысяч! Не нравится мне то, что она пишет: «вспомните, Креол…», т. е. что она мне когда-то «с радостью помогала». Положим, без радости, а с трудом, и что-то очень мало. Но само по себе это почти хамство — напоминать (как Буров [127] в письмах ко мне, требуя статьи о «Буреломе» [128] — еще на днях). Я сегодня с Ninon увижусь и скрепя сердце дам ей 1000 фр<анков>, хотя у меня дела совсем плохи, особенно после визита моего «существа из Эдема». А 1000 фр<анков> другую дала Фруэтша, при которой я раскрыл письмо и прочел. Так что вручу ей 2000 фр<анков> с соответствующим назиданием. О любви больше ни слова, вроде как в истории с «oh, mon dieu!», перешедшем в «ой, вэй, мир!» (я Вам рассказывал когда-то). Да, о Маковском [129] не беспокойтесь. Я ему только сказал, что Вы другого, чем он, мнения о Блоке, без всякого «фе», и ничего обидного тут нет. Кроме того, его ругают все, даже письма в редакцию были. А читали Вы рассказ Дианы Карэн? [130] Я не читал еще, но знаю, что это неземной шедевр. Оцуп, кажется, пускается в литературное наступление, желая завладеть былым диктаторским положением, как властитель дум.

До свидания, дорогой друг и товарищ. Над чем изволите работать? Я читал в Лондоне лекцию о смысле русской литературы, всех восхитившую, и хочу изложить это на бумаге, а то помрешь, и ничего не останется. Но если бы я изложил, то негде печатать, п<отому> что надо бы страниц сто. Bon loisirs Вам и Жоржу. Я через неделю (ровно) еду в чудный Манчестер, т<ак> что если будете писать, рассчитайте время.

Ваш Г. А.

13. Г.В. Адамович — И.В. Одоевцевой

104, Ladybarn Road Manchester 14 20янв<аря19>56

Chere Madame et amie Только собирался я Вам писать, а сегодня пришло письмецо от Вас. Спасибо. Лекарство пришлю, не щадя затрат, только пошлю простым, а не заказным, т. к. при заказном тут надо ставить пять печатей и все прочее. Надеюсь, дойдет и так. От каких это немощей? Я в Манчестере уже три дня, дождь льет такой, что тошно смотреть.

Вы спрашиваете про Париж. Что же, провел я время недурно, вращаясь в сливках общества. Ninon — plus amoureuse que jamais [131], хотя и говорит, что «страсть перегорела», а осталась чистейшая дружба. «Снежная поляна» [132], действительно, лучше других ее произведений, хотя и напоминает те рассказики, которые лет 40 назад мы с Жоржем сочиняли для Бонди [133]. Она, между прочим, требует, чтобы я написал статью об «Аризоне», а кроме того, устроил ее в «Опыты». У нее драки с Лялей, не знаю точно, из-за чего, но под русский Новый год я у нее пиршествовал вместе с Водовым [134] и той же Лялей, и все было мирно. Водов все говорил о «перестройке» газеты под «Последн<ие> новости», но пока к нему мало кто идет.

Из литературных событий был доклад Оцупа у Гингеров: высокопарная чепуха, со ссылками ежеминутно на Пушкина и Гумилева, двух главных мэтров, а смысл тот, что с тех пор, как погибли «Числа», погибла и русская литература. Будет повторение публичное, в Консерватории, но т. к. Оцупу дали понять (Гингеры), что слишком все бессвязно, он будто бы все «переработает». Он лыс, как колено, благосклонно-важен и элегантно-мил. Еще был вечер Блок — Достоевский, на котором блистал я [135], потом была Греч [136], с моей любимой главой из «Подростка», и поэты читали Блока, один хуже другого. Оцуп, надо сознаться, был тут лучше других. Вот, кажется, все происшествия, кроме мелких и интимных.

Стихи Ваши, Madame, в «Н<овом> ж<урнале>» (или в «Опытах»? — «и ску, и гру» [137]) я читал с восхищением Вашим блеском и мастерством, честное слово! И слышал кое-что такое же (от Гингеров — немногих, кто что-то в стихах и самой их материи смыслит). Правда, очень хорошо и очень по-Вашему, что важнее, чем хорошо. А других, простите, не читал и не видел. О тех ли Вы спрашиваете? Что же до Жоржиной статейки обо мне, то, если без шпилек, то спасибо за все, что бы там ни было. Мы не горды и не требовательны, а что написано наспех, не имеет значения, ибо все суета сует, для кого, для чего и зачем? Да, о Ikor [138]. Вы уже дважды пишете, как Вы за него рады. Это интриган и мерзавец, каких мало на свете, не говоря уж о том, что ничтожество. Он меня ублажал всячески, а когда вышла моя «Patrie» [139], я случайно убедился в его истинных чувствах и какой-то звериной ко всем зависти. Так что не очень за него радуйтесь! Он, вероятно, так всем надоел (а особенно жене), что ему дали эту премию, чтобы от него отвязаться.

Я для «Опытов» перебираю письма Зинаиды [140], почти во всех есть что-нибудь плохое о других, чаще всего о Бунине или Ходасевиче. Но кое-что нейтральное я выберу. Да, читали Вы письма Цветаевой к Штейгеру? [141] Я давно не читал ничего столь бабьего и вздорного, о чем и сообщил Иваску, на что он мне ответил, что я Цветаеву «не понимаю». Говорят, она, разочаровавшись в любовных способностях Шт<ейгера> [142], набросилась потом на Аллу Головину [143]. Я за ней этого не знал.

Ну, «assez de musique comme cela» [144] (откуда? — надо знать русскую литературу!).

До свидания, шер мадам, а также Жорж, не желавший дважды поклониться по свойственной ему гордости. А до чего горд Оцуп, если бы Вы видели! Я его спросил, как Диана. Он помолчал, вытянул нижнюю губу и сказал: «Диана Ал<ександров>на — вне… Европы». Даже в этом идиот, «вне Европы»!

Пишите и пишите, а то не пошлю лекарства. Впрочем, пошлю его в понедельник.

Ваш Г. А.

14. Г.В. Адамович — И.В. Одоевцевой

7, rue Frederic Bastiat Paris 8

Chere Madamotchka Спасибо за письмо. Я уж беспокоился: что с Вами? Вы существо общительное, а вдруг исчезли. Буду ли я в Ницце летом? Если буду жив, буду, и вообще не представляю себе лета в другом месте. Новые пейзажи меня не привлекают. Но я поеду autocar’oм, через Гренобль, это и приятнее, и дешевле, — так что «заехать» к Вам никак не могу. Но вообще-то непременно к Вам с визитом явлюсь, тоже, однако, если буду жив. Надеюсь быть в Ницце во второй половине июля, или, вернее, около 14–15, ну, а там спишемся. Я не понял, приехал ли к Вам Макеев [145] совсем, как жилец, или в гости. Если совсем, Вам, верно, приятно, да и прибавка к прокурору или губернатору в качестве супиранта на побегушках.