Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды: Письма Г.В. Адамовича И.В. Одоевцевой и Г.В. Иванову (1955-19

Мой совет — действовать в русском мире, если речь о сборе, а не о спектакле. Но есть загвоздка: только что заболела жена Зайцева (кажется, удар), и, конечно, на них будут собирать. В русских мирах — первое лицо Алданов, хотя и кислое. По-моему, malgre tout [189], Лит<ературный> Фонд мог бы вам прислать 100 долларов. Ну, а если бы Вы написали отдельно всяким миллионщикам вроде Физа [190], Кодрянских [191], Цетлинши и т. д., — то набралось бы и до 100 тысяч. Больше едва ли, если только нет в виду (у Вас, — п<отому> что у меня нет) какого-нибудь лица богатого, а главное, — нового. Среди французов единственное лицо — Терешкович [192], но на него положиться нельзя, хотя попробовать можно. У него связь с «N<ouvelles> L<itteraires»> — G. Charensol [193] его друг. Но если бы даже поместить там письмо, нужно бы громкое французское имя, а не Mr. Adamovitch, homme de lettres [194]. В русских газетах я написал бы все, что хотите, как лицо знаменитое, и я напишу Полякову, спросив его, можно ли это, т. е. в принципе можно ли сделать сбор (тогда, конечно, нужно и письмо Алданова в газете). Вейнбауму писать не хочу, т. к. он не отвечает на письма.

Не думайте, Madame, что я от чего-либо уклоняюсь. Ни отчего. Но надо делать то, что может что-то дать, а не планетарные пустяки. Кстати, видели Вы в «Н<овом> р<усском> с<лове>» письмо — «мне стыдно, что я русская». Теперь это очень распространено, а кто rouge [195], кто blanc [196] — несущественно. Кто есть еще в Нью-Йорке? Прегель [197] (?), Стелла, если не обеднела, ну, и Ваши друзья Гринберги, которые на слезное письмо, м. б., и расшевелились бы. Вы, наверное, подумаете: дурак, все это я знаю сама! Но, честное слово, Madame, других мыслей родить не могу, и не сердитесь на меня. А еще просьба, tres serieux [198]: напишите мне, что с Жоржем, без прикрас, полную правду. Я не думаю, что Вы преувеличиваете, чтобы на меня больше подействовать, но все-таки это возможно, pour ainsi dire [199] безотчетно. Так что напишите все, как есть, т. е. как рассказывали бы доктору.

Пожалуйста. Я хотя и «великая сушь», но по ночам рыдаю в подушку, вспоминая, как жизнь прожита и зачем прожита.

До свидания. Целую ручки и все такое. Простите, если письмо Вас разочарует.

Ваш Г.А.

В качестве литературного развлечения: прочтите в новом «Нов<ом> журн<але>» стихи Madame Горской [200]. Я только что получил и насладился.

22. Г.В. Адамович — И.В. Одоевцевой

Manchester 14

104, Ladybarn Road

26/II-57

Chere Madamotchka

Как Ваши дела? Есть ли что-нибудь новое? Я написал Леонидову и подал ему разные мысли, но ответа не получил. По-моему, на него мог бы насесть Ваш друг Померанцев, у него, кажется, работающий. Я, в сущности, мало знаю Леонидова и не знаю, что он за человек, с какого бока за него надо браться. Из Парижа сейчас все пишут о Зайцевых, т. е. о ней. Фонд будто бы прислал им гроши, и на них должны собирать. Он будто бы в ужасном состоянии, хуже даже нее. Кстати, против сбора публичного для Жоржа люди знающие выдвигают довод, м. б. и основательный: это может дойти до французских властей и вызвать историю, т. к. считается, что Вы ни в чем нуждаться не можете. Quen pensez vous? [201] В частности, будто бы abbe Glasberg [202] может возмутиться. Я об этом мнения не имею, т. к. дел этих не знаю. Стороной это идет от Веры Николаевны. Она сейчас занята Зайцевыми, хотя их и ненавидит (во всяком случае — ненавидела).

От Ninon — ни слова. Я даже обеспокоен. В конце марта я собираюсь в Париж. Поговорить было бы много о чем — о любви, об уходящей и неиссякающей молодости, descente de lit и всем прочем, chere Madame — но отложим до радостного свидания. Только когда? Я сейчас все читаю Леонтьева и восхищаюсь, что это за замечательный писатель (но не романы). А вот Щедрин скорей г…о (пардон!). До свидания, голубой и дальний друг (я когда-то, кстати, сказал Вам, что самое большое несчастие для человека было бы в Вас влюбиться, и продолжаю это думать). Поцелуйте Жоржа и скажите ему главное, чтобы приободрился. Все болезни на 1/4 физические, на 3/4 — духовные неполадки.

Ваш Г. А.

23. Г.В. Адамович — И.В. Одоевцевой

Manchester

9/III-57

Дорогой и бесценный друг, chere Madame Иногда люди дружатся и даже влюбляются по письмам, как Чайковский и Mme Мекк [203]. Но хотя мы с Вами пребываем в дружбе давно, хоть и с перерывами, я ощутил прилив нежности, получив сейчас Ваше письмо, во-первых, — литературно: не то Пушкин, не то сюрреалисты, а во-вторых, — по смятению всех чувств, что я сейчас особенно понимаю и разделяю. Да, Алданов. И верно Вы пишете — «passons» [204], п<отому> что лепетать что-то можно в газетах, а так — не стоит [205]. Для меня это большое потрясение, и даже я не согласен, что в нем было что-то «ридикюльное», как Вы пишете и как все считали. Нет, было другое, скорее жалкое. Но еще раз — passons. Я бы лично не хотел так умереть, с папироской в руках, а хотел бы подумать раньше: что это все было? [206]

А вот о том, что влюбиться в Вас — великое несчастие, Вы не так поняли, и если окажется не столь лестно, то извиняюсь. Вот что я думал: у Вас от природы — великий дар забывать. Вы можете уверять человека в вечной любви, и он поверит в вечную любовь, а Вы через неделю даже забудете, о чем ему говорили и как «блестели глазами», вроде Анны Карениной. Это я в Вас понял с первых лет. Это то, что делает Вас femme fatale [207], хотя Вы от этого стиля (скорей Дианы Карэн, чем Анны Кар<енин>ой), к счастью, крайне далеки по врожденному вкусу. Ну, тоже passons.

Еще я очень рад, что Вы оценили стишок Мандельштама [208]. Я его получил недавно и случайно, а еще до этого думал: «а может быть, подделка?» Но это — не подделка, а прелесть и чистейший Мандельштам, чего дураки не понимают. Что же до Вейдле, вас восхитившего, то он, действительно, недурен, хотя уж очень свысока-наставителен. А чтобы оценить, что за перо у этого человека, прочтите последнюю фразу (10 строк) на стр. 43 [209]. Пожалуйста, прочтите вслух — себе и Жоржу, дабы насладиться стилем. Мне, между прочим, претит, что в «Опытах» слишком много обо мне [210]. Хотя я и великий писатель, но это смешно и глупо, верьте мне или не верьте. Могу поклясться, что не сочиняю. Померанцева я не обижал, а написал в «Н<овом> р<усском> с<лове>» статью [211] (я ее еще не видел, — разве уже напечатали?) по поводу его стишков в «Р<усской> мысли» с призывом писать только о бомбах и великих событиях. Ничего обидного в статье не было, — кроме, пожалуй, слова «демагогия». Но и это пустяк. Померанцев мне скорей приятен, ну, а остальное — сами понимаете.