Узница Шато-Гайара

той роли я был бы куда более уместен»…

– К тому же, – продолжал Людовик, – многое мне просто не по душе. Взять хотя бы это письмо, которое я получил от английского короля, где он советует мне относиться к Мариньи с таким же доверием, с каким относился к нему наш отец, и превозносит услуги, оказанные коадъютором обойм королевствам… Терпеть не могу, когда меня учат.

– Стало быть, лишь потому, что наш зять дает вам мудрый совет, вы отказываетесь ему следовать?

Большие тусклые глаза Людовика избегали глаз брата.

– Подождем возвращения Бувилля; один из моих конюших, посланный ему навстречу, сообщил, что приезда его следует ожидать нынче.

– А какое, в сущности, имеет отношение Бувилль к вашим решениям?

– Я жду новостей из Неаполя, а также о конклаве, – проговорил Сварливый, уже начиная раздражаться. – И не желаю идти против нашего дяди Карла, по крайней мере сейчас, когда он прочит свою племянницу мне в супруги и сумеет добиться избрания папы.

– Итак, насколько я вас понимаю, вы готовы пожертвовать ради удовлетворения неприязненных чувств нашего дяди неподкупным министром и удалить от власти единственного человека, который в данный момент способен управлять делами государства. Поостерегитесь, брат мой: вам не удастся и далее отыгрываться на полумерах. Вы сами видели, что, пока мы копались в бумагах де Мариньи как человека, заподозренного в злоупотреблениях, вся Франция продолжала повиноваться ему, как и раньше. Вам придется или полностью восстановить его в правах, или же окончательно низвергнуть, объявив виновным в вымышленных преступлениях, следовательно, подвергнуть каре преданного слугу – а это обернется против вас самого. Пусть Мариньи подыщет вам папу только через год; зато его выбор будет сделан в соответствии с интересами государства, например, падет на бывшего епископа Пуатье, которого я хорошо знаю, так как он из моих владений. А наш дядя Карл будет твердить, что папу изберут не позже чем завтра, но и он добьется успеха не раньше, чем Мариньи, да подсунет вам какого-нибудь Гаэтани, а тот переберется в Рим, будет оттуда назначать ваших епископов и всем распоряжаться.

Людовик молча смотрел на лежащий перед ним документ, подготовленный по делу Мариньи Филиппом Пуатье.

«…Сим одобряю, хвалю и утверждаю счета сира Ангеррана де Мариньи (Валуа потребовал и добился, чтобы в документ не были включены титулы генерального правителя), не имею к нему, равно как и к его наследникам, никаких исков в отношении сборов, проводившихся управлением казны Тампля, Лувра и Королевской палаты».

На этом пергаменте не было лишь королевской подписи и королевской печати.

– Брат мой, – помолчав, начал граф Пуатье, – вы дали мне титул пэра, дабы я споспешествовал вам в делах и давал советы. В качестве пэра даю вам совет одобрить сей документ. Тем самым вы совершите акт, продиктованный справедливостью.

– Справедливость зависит только от короля, – воскликнул Сварливый в приступе внезапной ярости, охватывавшей его в те минуты, когда он чувствовал