Блистающий мир

хромой, но хрупок для вас, Бутс; ну, все сели? Уф!

Так, болтая, смеясь, проталкивая одного и усаживаяпересаживая другого, Тави поместила всех за круглым столом, сама усевшись меж Алисой и Мурреем. Не без гордости смотрела она на стол. Алиса принесла сладкий пирог, Рита торт, Ральф вытащил колбасу, а Муррей коробку цукат; кроме того, перемигнувшись, басом пообещали они друг другу "выпить как следует", отчего дамы, хмыкнув, пожали плечами, спрашивая друг друга: - Ты понимаешь что-нибудь? Нет. А ты? Еще меньше тебя!

С этого момента Тави можно было видеть в трех положениях:

сидящей, ерзая на стуле, и помахивающей перед собой указательным пальцем, держа остальной кулачок сжатым, словно в нем был орех; вставшей, чтобы, топнув, усилить тем значение каких-либо ее стремительных слов, и парящей в полусогнутом виде над заставленным посудой столом. Смеялась и говорила она без умолку, но как камень лежало что-то под сердцем, мешая вольно вздохнуть. Так ноет иногда зуб, - ноет, когда вспомнишь о нем.

Как едят и пьют - нам известно, разве лишь если звякнет оброненная ложка, или поперхнется, брызнув изо рта кофеем, смешливый сосед, вызвав визг и отодвигание стульев, - стоит упомянуть об этом.

- Что же твоя поездка, Тави? - спросила Алиса, взглянув на ввернувшую словцо Риту.

- Ты не раздумала служить вообще? - сказала Рита. - Право, твой праздник хоть кому впору!

Тави перевернула блюдечко, подбросила, поймала его и стала еще подбрасывать, говоря: - С этим делом прозевала, прозевала!

Опоздала. Там нанялась другая.

Вдруг захотелось ей рассказать все, но, открыв рот и уже блеснув глазами, почувствовала, что не может. Есть минуты, которых нельзя коснуться без удивления, а может быть, и усмешки со стороны слушателя, во всяком случае, рассказывают их с глазу на глаз, а не в трепете веселого вечерка.

- А... э... э- - этими щебетовидными звуками ограничился ее слабый порыв; она порозовела и толкнула Муррея, написав ему пальцем на щеке: "Фью".

- Оставим это, - равнодушно сказала Тави, - сегодня мне не хочется говорить о моей неудаче.

- Ну, так и быть! - вскричал Ральф, хлопая себя по колену. - Займемся существенным. Неси бутылки, Муррей, а штопор у меня есть.

Ни слова не говоря, Муррей поднялся с лунатическим лицом, вышел и вернулся с бутылками, висящими у него горлышками меж пальцев, как гроздья.

- Вот так ручища, - сказал Флак. - Но где же было это добро?

- Боясь, что мы застанем всех пьяными, - сказал Муррей, - и не желая никому гибели, я оставил их в галерее.

Похохотав, компания стала рассматривать ярлыки. Целестина, обводя пальцами буквы, прочла: "Ром".

- Ром! - вскричала она с ужасом. - Но это нас убьет! Ты станешь пить эту гадость, Алиса? А ты, Рита? Я - нет, ни за что!

- Есть и мускат, - вежливо возразил Ральф, - вот он, водичка для канареек, позор пьющих и нищета философии!

- А что это такое? - спросила Рита, серьезно приглядываясь к бутылке.

- Простая касторка, - сказал Муррей. Наконец