Женская война

воду, этого подлеца, как вы его называете. Иначе он поднял бы на нас весь мир. Представьте себе, когда мы вытащили его из реки, он уже умер от злости, хотя лежал в воде не более четверти часа.

— И вы опять опустили его туда же?

— Именно так.

— Но если вы его утопили, то…

— Я не говорил, что мы его утопили.

— Не станем спорить о словах… Если посол умер…

— Это другое дело: он точно умер…

— Значит, Каноль ничего не знает и, само собою разумеется, не придет на свидание.

— Позвольте, я веду войну с державами, а не с частными людьми. Каноль получил копию записки, которая к нему следовала. Я только подумал, что автограф может иметь цену, и потому приберег его.

— Что подумает он, когда увидит незнакомую руку?

— Что особа, приглашающая его на свидание, для предосторожности поручила кому-нибудь другому написать эту записку.

Незнакомец с удивлением взглянул на Ковиньяка. Он удивлялся его бесстыдству и находчивости.

Он пытался напугать бесстрашного рыцаря:

— Стало быть, вы никогда не думаете о местном правительстве, о следствии?

— О следствии? — повторил юноша с хохотом. — О! Герцогу д'Эпернону некогда заниматься следствиями, притом, я уже сказал вам, что сделал все это с намерением угодить ему. Он был бы очень неблагодарен, если бы вздумал идти против меня.

— Тут не все для меня ясно, — сказал синий плащ с иронией. — Как! Вы сами сознаетесь, что перешли на сторону принцев, а вам пришла в голову странная мысль угождать герцогу д'Эпернону.

— Это, однако ж, очень просто: бумаги, захваченные мною у сборщика податей, показали мне всю чистоту намерений королевской партии, король совершенно оправдан в глазах моих, и герцог д'Эпернон тысячу раз правее всех своих подчиненных. На стороне королевской партии справедливость. Я тотчас перешел на правую сторону.

— Вот разбойник! Я велю повесить его, если он попадется в мои руки! — прошептал старик, крутя седые усы.

— Что вы говорите? — спросил Ковиньяк, мигая под маскою.

— Ничего… Еще один вопрос. Что вы сделаете из бланка, который требуете?

— Я и сам еще не знаю. Я прошу бланк потому, что это вещь самая удобная, самая поместительная, самая эластичная; может быть, сберегу его для важнейшего случая; может быть, истрачу его для какой-нибудь прихоти. Может быть, я сам представлю вам его в конце этой недели. Может быть, он дойдет до вас через три или четыре месяца с дюжиною передаточных надписей, как вексель, пущенный в оборот. Во всяком случае, будьте спокойны, я не употреблю его на дела, от которых мы, вы или я, могли бы покраснеть. Ведь я все-таки дворянин.

— Вы дворянин?

— Да, сударь, и даже из старинных.

— Так я велю колесовать его, — прошептал синий плащ, — вот к чему послужит его бланк.

— Что же? Угодно ли вам дать мне бланк? — спросил Ковиньяк.

— Надобно дать.

— Я вас не принуждаю, извольте понять хорошенько. Я только предлагаю вам обмен. Оставьте, если угодно, вашу бумагу у себя, так я не отдам вам письма.

— Где письмо?

— А где же бланк?

Одною