Три возраста Окини-сан

наследника престола, склонного к выпивкам и безобразиям, никак не будет способствовать укреплению дисциплины.

— Но, подумай, какая карьера! — всплеснула руками жена.

— Моя карьера и без того складывается отлично.

— Тебе так повезло, — говорила Ольга. — Когда на следник Николай взойдет на престол, разве он забудет старшего офицера с «Владимира Мономаха»?.. Хотя бы ради наших детей!

— Э, — небрежно ответил Коковцев. — Ты говоришь о детях так, будто они, сиротки, сидят в неглиже по лавкам и рыдают от голода. На флоте полно всяких ситуаций не для женского понимания. Когда матрос является с берега пьяным, я ему вежливо говорю: «Ты, пес паршивый, где успел так надраться? Пшшшел в карцер!» И он меня уважает, А при наличии наследника спроси я матроса об этом, он мне на будущего царя пальцем станет показывать: «Им, значица, можно закладывать, а нам уже и нельзя… Это по какому такому праву?»

Ольга Викторовна уязвила мужа словами:

— Если бы «мы» не посылали еще и в Нагасаки, я бы об этом тебя не просила, ты сам хорошо это понимаешь…

— Хватит для меня гаффов! — обозлился Коковцев.

Вспышка семейного скандала продолжения не имела, ибо сияние новых эполет уже отразилось на новых туалетах жены. «В конце концов, — размышлял Коковцев, — чего ты беснуешься, моя прелесть? Леня Эйлер прав: не ты меня, а я тебя осчастливил…» Ольга Викторовна вступала в возраст светской дамы. Беременности не испортили ее фигуры (чего она так боялась!). Коковцеву было приятно не отказывать ей в обновках, которые она шила у Дусэ и Редфрена, как и Капитолина Николаевна Макарова… В минуты отдыха или грусти Коковцеву вспоминалась Окини-сан, никогда не делавшая попыток к порабощению его, но так уж получалось, что Коковцев сам невольно подпадал под ее тихое очарование. Ольга же действовала по канонам тех российских женщин, что желают видеть мужа обязательно в раздавленном состоянии под своим каблуком — вроде гадкого червяка, и в этом она, конечно, следовала указаниям своей маменьки. Оторвать жену от тещи Коковцев никогда не пытался, но зато кавторанг частенько отрывал миноносцы от стенки гавани, чтобы в море обрести должный покой… Вскоре газеты донесли весть об ужасающем землетрясении в Японии: там провалилась огромная площадь, унося в небытие сразу несколько городов и восемьдесят тысяч жизней. Коковцев (тайком от жены) переслал для Окини-сан и сына Иитиро ощутимую сумму денег. Это был долг его совести!

Только теперь, досрочно выслужив кавторанга, Владимир Васильевич убедился, что мир не состоит из одних друзей — бывают еще и завистники. Впрочем, человек широкой души, он оправдывал эту зависть положением о цензе. Больше сорока процентов адмиралов и высших офицеров не имели корабельных вакансий, и хотя флот рос как на дрожжах, но Морской корпус ежегодно штамповал пачки новеньких мичманов, жадных до плаваний и всяческих удовольствий от пребывания за границей. Эта пикантная «безработица» вынуждала офицеров держаться что есть сил за борта кораблей, командиров было не оторвать