Мои университеты

Застраховано!

И снова десять глоток яростно заорали:

- Чего глядеть на них?

- Будет! Натерпелись...

У меня ноги тряслись и потемнело в глазах. Сквозь красноватый туман я видел свирепые рожи, волосатые дыры ртов на них и едва сдерживал злое желание бить этих людей. А они орали, прыгая вокруг нас.

- Ага-а, колья взяли.

- С кольями?!

- Оторвут они бороду мне, - говорил Хохол, и я чувствовал, что он усмехается. - И вам попадёт, Максимыч, - эх! Но - спокойно - спокойно...

- Глядите, у молодого топор!

У меня за поясом штанов действительно торчал плотничный топор, я забыл о нём.

- Как будто - трусят, - соображал Ромась. - Однако вы топором не действуйте, если что...

Незнакомый, маленький и хромой мужичонка, смешно приплясывая, неистово визжал:

- Кирпичами их издаля! Бей в мою голову!

Он действительно схватил обломок кирпича, размахнулся и бросил его мне в живот, но раньше, чем я успел ответить ему, сверху, ястребом, свалился на него Кукушкин, и они, обнявшись, покатились в овраг. За Кукушкиным прибежал Панков, Баринов, кузнец, ещё человек десять, и тотчас же Кузьмин солидно заговорил:

- Ты, Михайло Антонов, человек умный, тебе известно: пожар мужика с ума сводит...

- Идёмте, Максимыч, на берег, в трактир, - сказал Ромась и, вынув трубку изо рта, резким движеньем сунул её в карман штанов. Подпираясь колом, он устало полез из оврага, и когда Кузьмин, идя рядом с ним, сказал что-то, он, не взглянув на него, ответил:

- Пошёл прочь, дурак!

На месте нашей избы тлела золотая груда углей, в середине её стояла печь, из уцелевшей трубы поднимался в горячий воздух голубой дымок. Торчали докрасна раскалённые прутья койки, точно ноги паука. Обугленные вереи ворот стояли у костра чёрными сторожами, одна верея в красной шапке углей и в огоньках, похожих на перья петуха.

- Сгорели книги, - сказал Хохол, вздохнув. - Это досадно!

Мальчишки загоняли палками в грязь улицы большие головни, точно поросят, они шипели и гасли, наполняя воздух едким беловатым дымом. Человек, лет пяти от роду, беловолосый, голубоглазый, сидя в тёплой, чёрной луже, бил палкой по измятому ведру, сосредоточенно наслаждаясь звуками ударов по железу. Мрачно шагали погорельцы, стаскивая в кучи уцелевшую домашнюю утварь. Плакали и ругались бабы, ссорясь из-за обгоревших кусков дерева. В садах за пожарищем недвижимо стояли деревья, листва многих порыжела от жары, и обилие румяных яблок стало виднее.

Мы сошли к реке, выкупались и потом молча пили чай в трактире на берегу.

- А с яблоками мироеды проиграли дело, - сказал Ромась.

Пришёл Панков, задумчивый и более мягкий, чем всегда.

- Что, брат? - спросил Хохол.

Панков пожал плечами:

- У меня изба застрахована была.

Помолчали, странно, как незнакомые, присматриваясь друг ко другу щупающими глазами.

- Что теперь будешь делать, Михаил Антоныч?

- Подумаю.

- Уехать надо тебе отсюда.

- Посмотрю.

- У меня план есть, - сказал Панков, - пойдём