История всемирной литературы Т.1

Существует и близкая по содержанию легенда, повествующая о том, что Эл намеревается построить дом для своего сына Йавта (возможно, тождествен библейскому Яхве), или Йама, бога морской пучины; при этом Эл предлагает Йаму прогнать Ваала с царства. Против такого возвышения Йама выступает какое-то другое божество, по-видимому Астар. Затем следует рассказ о борьбе Ваала и Йама: Ваал оскорбляет Йама; последний требует от Эла и совета богов выдать ему Ваала; Эл выражает готовность выдать Ваала Йаму в плен и рабство; разгневанный Ваал хочет расправиться с посланцами Йама, но его останавливают Анат и Астар; Кусар-и-Хасис делает Ваалу две палицы, и в решительном бою Ваал побеждает Йама.

Статуэтка богини

Бронза. Угарит. II тыс. до н. э. Париж. Лувр

Все рассмотренные нами поэмы косвенно отражают, хотя и в форме предания о богах, реальную повседневную жизнь древнего угаритского общества. Показательно уже то, что построить дом можно только с разрешения царя (в данном случае царя богов Эла); обладание домом знаменует собою достижение высокого общественного положения (здесь — приход к власти над миром). Очевидно, поэмы о строительстве храма Ваала Могучего должны были читаться во время праздничной службы, приуроченной к легендарной (или реальной) дате окончания строительства и освящения здания. Заслуживает внимания и многовариантность повествования: в различных текстах по-разному рассказана история замысла постройки, самой постройки и воцарения Ваала; различны и враги, с которыми ои сталкивается. В целом предания о Ваале и Анат разрабатывают широко распространенный фольклорный сюжет о борьбе богов за власть, причем воцаряется благой бог, «хозяин» (Ваал в переводе на русский язык и значит «хозяин»), олицетворяющий собою природу.

Кроме названных, среди угаритских текстов есть и поэма о священном браке лунных богов Йариха и Никкаль, а также своего рода сценарий драматического действа о рождении благостных богов Шахара и Шалима — один из первых в мировой литературе памятников такого рода; найдены и ритуальные гимны, близкие по содержанию к библейским псалмам.

С точки зрения композиционных приемов и стихотворной техники угаритские поэтические произведения принципиально не отличаются от аналогичных памятников ассиро-вавилонской и библейской литератур. Поэтический ритм зависит в них от музыкального сопровождения. Наименьшей поэтической единицей было слово, стоящее под ударением и соответствующее музыкальному такту; стихотворный размер выражен количеством ударных слогов в строке. Полустишия или трети стихов отделялись друг от друга цезурой.

В угаритском стихосложении широко распространен «параллелизм членов» — прием, обычный для семитоязычной поэзии. Как правило, перед нами прямой параллелизм, например:

Она [Ашерат] ублажила Быка, Эла праведного,

она ублаготворила Творца творения;

или:

Как сердце коровы к ее теленку,

как сердце овцы к ее ягненку, —

так сердце Анат к Ваалу.

Встречается, однако, и обратный параллелизм:

Как корова ревет о теленке своем,

сыновья хупшу плачут о матери своей, —

так будет стенать Удм.

Фольклорный характер угаритской поэзии проявляется в обилии клишированных формул. Речь того или иного персонажа вводится, как правило, словами: «И возвысил голос свой, и воскликнул». Описание приветствия также стандартное:

К ногам Эла она [Ашерат] простерлась и пала,

простерлась ниц и оказала ему почесть.

В формулах изменяется только субъект действия; все остальные слова и конструкции неизменны. Из текста в текст кочуют однородные описания, наподобие следующего:

Она [Анат] умылась росою небесной, елеем земным.

Роса небесная обливала ее,

дождем обливали ее звезды.

Она, стуча, поднимала зайцев на тысяче полей,

нечистоты свои в море сбрасывала...

Другая характерная черта угаритской поэтики — многочисленные эпические повторы. Наиболее яркий пример такого повтора содержит поэма о Керете: мы уже говорили, что сначала поход Керета в страну Удм изображается как предсказание Эла, полученное во сне, а затем следует его описание; и то и другое совпадает почти дословно. Аналогичные повторы встречаются и в других поэмах.

С повторами связана и еще одна стилистическая особенность — употребление рефрена при описании длящихся во времени действий. О строительстве дворца для Ваала, когда потребовалось расплавить большое количество золота и серебра, говорится:

Зажгли огонь в доме, пламя во дворце.

Вот день и другой горит

огонь в доме, пламя во дворце;

третий, четвертый день горит

огонь в доме, пламя во дворце;

пятый, шестой день горит

огонь в доме, пламя во дворце.

Потом на седьмой день убрали

огонь из дома, пламя из дворца.

О битве Ваала и Мота рассказывается:

Они столкнулись, как верблюды [?], —

Мот силен, Ваал силен.

Они бодались, как быки, —

Мот силен, Ваал силен.

Они кусались, как змеи, —

Мот силен, Ваал силен.

Они столкнулись, как быстроногие [кони], —

Мот пал, Ваал пал.

Насколько мы можем судить, угаритские сказители в общем мало интересовались конкретными приметами того мира, который окружал их героев. Мы тщетно стали бы искать у них описаний природы, хотя бы и самых беглых; обстоятельства, в которых развертывается тот или иной эпизод, раскрываются только через действия или состояние участников событий — животных и людей. Например, в эпосе о Керете о бедствиях, постигших страну Пебела, указывают такие строки:

Когда же поднялось солнце на седьмой день,

и не спал Пебел-царь

из-за рева быков его,

из-за крика ослов его,

из-за ржания жеребцов,

лая псов гончих,

тогда Пебел-царь сказал жене своей...

В тех крайне редких случаях, когда автор пытается говорить о внешнем облике своих героев, он не выходит за рамки общих фраз и стереотипных сравнений. В том же эпосе о Керете, когда речь заходит о невесте героя, Машат-Хурай, мы читаем:

...чья красота подобна красоте Анат,

чья прелесть подобна прелести Астарты,

чье ожерелье из блестящей лазури,

чьи очи — чаши янтарные, отделанные сердоликом.

Все внимание певцов и рассказчиков сосредоточено на конкретных деяниях людей и богов. Даже душевные движения героев повествования, как правило, изображаются через их поступки. Так, горе Эла раскрывается в деталях траурного обряда, который он справляет:

Тогда Благостный, Эл милосердный,

поднялся с трона, сел на скамеечку,

а со скамеечки сел на землю.

Он насыпал землю траурную на голову свою,

прахом испачкал темя свое.

Одежду он закрыл траурным покрывалом,

кожу камнем исцарапал,

локоны ножницами обрезал,

щеки и подбородок пробуравил тростником,

плечи свои вспахал, как сад,

и грудь, как долину, пробуравил...

Впрочем, и это описание — всего лишь клише, что связано с традиционностью обряда; скорбь Анат изображена точно так же, без сколько-нибудь существенных изменений. Проявления радости более сдержанны, но не менее стандартно оформлены:

Обрадовался Благостный, Эл милосердный,

ноги свои на скамеечку поставил,

сорвал кольцо [?] и засмеялся.