Последняя мистификация Пушкина

Ин­те­рес­но, ко­му при­над­ле­жит это до­пол­не­ние – Вя­зем­ской или са­мо­му Бар­те­не­ву? И что за ис­то­рия с из­лия­ни­ем чувств! Не в ха­рак­те­ре На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны бы­ло бро­сать­ся ко­му-ли­бо на грудь. Тут Ара­по­вой при­шлось ре­шать слож­ную за­да­чу. Ана­ли­ти­че­ски­ми спо­соб­но­стя­ми она не об­ла­да­ла - серь­ез­но за­ни­мать­ся ис­сле­до­ва­ния­ми ей бы­ло не до­суг - но при­ро­ду че­ло­ве­че­ской стра­сти она по­ни­ма­ла тон­ко. Су­ще­ст­во­ва­ли не­ос­по­ри­мые до­ка­за­тель­ст­ва тай­но­го сви­да­ния ма­те­ри, со­про­во­ж­дае­мые пи­кант­ны­ми под­роб­но­стя­ми. Од­на­ко, ис­хо­ди­ли они не от ее вра­гов, как сле­до­ва­ло бы ожи­дать, а из ок­ру­же­ния по­эта. Не­у­жто На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на са­ма на се­бя на­го­ва­ри­ва­ла? И по­че­му вра­ги так упор­но мол­ча­ли?

Мол­ча­ла, пре­ж­де все­го, По­ле­ти­ка, хо­тя мог­ла бы рас­ска­зать, что встре­ча во­все не бы­ла под­строе­на ею, как на­ме­ка­ла Вя­зем­ская, а со­стоя­лась по прось­бе На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны. Дос­та­точ­но бы­ло со­об­щить об этом Тру­бец­ко­му, ко­то­рый, соб­ст­вен­но, и не скры­вал, что об­су­ж­дал с По­ле­ти­кой все пе­ри­пе­тии ду­эль­ной ис­то­рии. «Скром­ность» Дан­те­са бы­ла по­нят­на – уж очень он не­лов­ко вы­гля­дел в той си­туа­ции. Но По­ле­ти­ка хра­ни­ла мол­ча­ние прин­ци­пи­аль­но. По­чи­тая по­эта и его своя­че­ни­цу глав­ны­ми ви­нов­ни­ка­ми ра­зы­грав­шей­ся тра­ге­дии, она как буд­то обе­ре­га­ла На­та­лью Ни­ко­ла­ев­ну от лиш­них на­па­док. Во вся­ком слу­чае, так ее по­ня­ла Ара­по­ва. В сво­ей кни­ге она да­ла злей­ше­му вра­гу ма­те­ри са­мую неж­ную и тро­га­тель­ную ха­рак­те­ри­сти­ку. Дочь На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны та­ким об­ра­зом вос­ста­нав­ли­ва­ла спра­вед­ли­вость!

Пре­ж­де все­го, она ре­ши­ла не ка­сать­ся де­та­лей встре­чи, по­сколь­ку са­ма На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на вряд ли го­во­ри­ла о них с кем-ни­будь из по­сто­рон­них. И дей­ст­ви­тель­но: в вос­по­ми­на­ни­ях Вя­зем­ской и рас­ска­зе Фри­зен­го­фа чув­ст­ву­ет­ся один го­лос – го­лос Пуш­ки­на. На ка­ком-то эта­пе ду­эль­ной ис­то­рии по­эт, ско­рее все­го, не удер­жал­ся и по­свя­тил близ­ких ему жен­щин в тай­ну ду­эли, со­про­во­див свой рас­сказ об­раз­ны­ми вы­ра­же­ния­ми. Ес­те­ст­вен­но, по­сле ги­бе­ли Пуш­ки­на, На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на вы­ну­ж­де­на бы­ла под­твер­дить сам факт та­кой встре­чи, и это да­ло по­вод ссы­лать­ся на нее.

Труд­нее все­го Ара­по­вой бы­ло со­вмес­тить два до­ро­гих ей сви­де­тель­ст­ва Вя­зем­ской и По­ле­ти­ки (в пе­ре­да­че Тру­бец­ко­го). И тут она по­ста­ра­лась на сла­ву, как дос­той­ная уче­ни­ца ста­ро­го кня­зя. Она скрои­ла по­лот­но, со­вер­шен­но не сов­па­даю­щее с дей­ст­ви­тель­но­стью, ко­то­рое бла­го­да­ря во­об­ра­же­нию ус­та­нав­ли­ва­ло са­мый не­ле­пый по­ря­док ве­щей, и вме­сте с тем наи­луч­шим об­ра­зом от­ра­жа­ло смысл и ха­рак­тер про­ис­хо­дя­щей тра­ге­дии. Су­ди­те са­ми:

Гек­ке­рен, окон­ча­тель­но раз­оча­ро­ван­ный в сво­их на­де­ж­дах, так как при ред­ких встре­чах в све­те На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на из­бе­га­ла, как ог­ня, вся­кой воз­мож­но­сти раз­го­во­ров, хо­ро­шо про­учен­ная их по­след­ст­вия­ми, при­бег­нул к по­след­не­му сред­ст­ву. Он на­пи­сал ей пись­мо, ко­то­рое бы­ло — вопль от­чая­ния с пер­во­го до по­след­не­го сло­ва. Цель его бы­ла до­бить­ся сви­да­ния. «Он жа­ж­дал толь­ко воз­мож­но­сти из­лить ей всю свою ду­шу, пе­ре­го­во­рить толь­ко о не­ко­то­рых во­про­сах, оди­на­ко­во важ­ных для обо­их, за­ве­рял че­стью, что при­бе­га­ет к ней един­ст­вен­но, как к се­ст­ре его же­ны, и что ни­чем не ос­кор­бит ее дос­то­ин­ст­во и чис­то­ту». Пись­мо, од­на­ко же, кон­ча­лось уг­ро­зою, что ес­ли она от­ка­жет ему в этом пус­том зна­ке до­ве­рия, он не в со­стоя­нии бу­дет пе­ре­жить по­доб­ное ос­корб­ле­ние.… Те­перь и для На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны на­сту­пил час му­чи­тель­ной нрав­ст­вен­ной борь­бы! На од­ной ча­ше ве­сов ле­жит стро­жай­ший за­прет му­жа, внут­рен­ний тре­пет при соз­на­нии оп­ро­мет­чи­во­го ша­га… На дру­гой — спле­тал­ся страх пред прав­до­по­доб­но­стью са­мо­убий­ст­ва, так как Гек­ке­рен до­ка­зал сво­ей же­нить­бой, что он спо­со­бен на са­мые не­ожи­дан­ные ме­ры, со смут­ной тре­во­гой за участь, го­то­вя­щую­ся се­ст­ре. Мо­жет быть, дру­гая жен­щи­на, бо­лее опыт­ная в жиз­ни, и при­за­ду­ма­лась бы над шу­ми­хой гром­ких фраз, но, не­дос­туп­ная вну­ше­ни­ям лжи или са­мо­об­ма­на, она не при­зна­ва­ла их и в дру­гих. На­ко­нец, со­стра­да­ние так­же по­да­ло свой го­лос… Го­да за три пе­ред смер­тью, она рас­ска­за­ла во всех под­роб­но­стях ра­зы­грав­шую­ся дра­му на­шей вос­пи­та­тель­ни­це… С ее слов я уз­на­ла что, дой­дя до это­го эпи­зо­да, мать со сле­за­ми на гла­зах, ска­за­ла: «Ви­ди­те, до­ро­гая Кон­стан­ция, сколь­ко лет про­шло с тех пор, а я не пе­ре­ста­ва­ла стро­го до­пы­ты­вать свою со­весть, и един­ст­вен­ный по­сту­пок, в ко­то­ром она ме­ня ули­ча­ет, это со­гла­сие на ро­ко­вое сви­да­ние... Сви­да­ние, за ко­то­рое муж за­пла­тил сво­ей кро­вью, а я - сча­сть­ем и по­ко­ем всей сво­ей жиз­ни. Бог сви­де­тель, что оно бы­ло столь­ко же крат­ко, сколь­ко не­вин­но. Един­ст­вен­ным из­ви­не­ни­ем мне мо­жет по­слу­жить моя не­опыт­ность на поч­ве со­стра­да­ния... Но кто до­пус­тит его ис­крен­ность?». Ме­стом сви­да­ния бы­ла из­бра­на квар­ти­ра Ида­лии Гри­горь­ев­ны По­ле­ти­ки, в ка­ва­лер­гард­ских ка­зар­мах, так как муж ее со­сто­ял офи­це­ром это­го пол­ка. Она бы­ла по­луф­ран­цу­жен­ка, по­боч­ная дочь гра­фа Гри­го­рия Стро­га­но­ва, вос­пи­тан­ная в до­ме на рав­ном по­ло­же­нии с ос­таль­ны­ми деть­ми, и, в ви­ду род­ст­вен­ных свя­зей с За­гряж­ски­ми, На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на со­шлась с ней на дру­же­скую но­гу. Она оли­це­тво­ря­ла тип обая­тель­ной жен­щи­ны не столь­ко ми­ло­вид­но­стью ли­ца, как скла­дом бле­стя­ще­го ума, ве­се­ло­стью и жи­во­стью ха­рак­те­ра, дос­тав­ляв­ши­ми ей всю­ду по­сто­ян­ный не­со­мнен­ный ус­пех. В чис­ле ея по­клон­ни­ков са­мым вер­ным, ис­крен­но влюб­лен­ным и без­за­вет­но пре­дан­ным был в то вре­мя ка­ва­лер­гард­ский рот­мистр Петр Пет­ро­вич Лан­ской. Хо­ро­шо ос­ве­дом­лен­ная о тай­ных аген­тах, сле­див­ших за ка­ж­дым ша­гом Пуш­ки­ной, Ида­лия Гри­горь­ев­на, что­бы пре­дот­вра­тить опас­ность воз­мож­ных по­след­ст­вий, со­чла нуж­ным по­свя­тить сво­его дру­га в тай­ну пред­по­ла­гав­шей­ся у нее встре­чи, по­ру­чив ему, под ви­дом про­гул­ки око­ло зда­ния, зор­ко сле­дить за вся­кой по­доз­ри­тель­ной лич­но­стью, мо­гу­щей поя­вить­ся близ ее подъ­ез­да… Вся­кое стран­ное яв­ле­ние в жиз­ни так удоб­но обоз­вать слу­ча­ем! Но мне имен­но ска­зы­ва­ет­ся перст Бо­жий в вы­бо­ре Ида­ли­ей Гри­горь­ев­ной то­го че­ло­ве­ка, ко­то­рый, бу­ду­чи рав­но­душ­ным сви­де­те­лем про­ис­шед­ща­го со­бы­тия, на­гляд­но до­ка­зал, до ка­кой сте­пе­ни сви­да­ние, по­ло­жив­шее не­за­слу­жен­ное пят­но на ре­пу­та­цию ма­те­ри, бы­ло в сущ­но­сти не­вин­но и не мог­ло за­тро­нуть ея жен­ской чес­ти. … семь лет спус­тя он ни­ко­гда не ре­шил­ся бы дать свое безу­преч­ное имя жен­щи­не, в чис­то­ту ко­то­рой он не ве­рил бы так же без­ус­лов­но, как в свя­тость Бо­га. Не­смот­ря на бди­тель­ность ок­ру­жаю­щих и на все при­ня­тые пре­дос­то­рож­но­сти, не да­лее, как че­рез день, Пуш­кин по­лу­чил зло­рад­ное из­ве­ще­ние от то­го же ано­ним­но­го кор­рес­пон­ден­та о со­сто­яв­шей­ся встре­че. Он пря­мо по­нес пись­мо к же­не. Оно не сму­ти­ло ее. Она не толь­ко не от­пер­лась, но, с при­су­щим ей пря­мо­ду­ши­ем, по­ве­да­ла ему смысл по­лу­чен­но­го по­сла­ния, при­чи­ны, по­вли­яв­шие на ее со­гла­сие, и соз­на­лась, что сви­да­ние не име­ло то­го зна­че­ния, ко­то­рое она пред­по­ла­га­ла, а бы­ло лишь хит­ро­стью влюб­лен­но­го че­ло­ве­ка. Пуш­кин, вро­ж­ден­ный ве­ли­кий пси­хо­лог, мгно­вен­но отбро­сил вся­кий по­мы­сел о ли­це­ме­рии и об­ма­не. … Он, неж­ным, про­щаль­ным по­це­лу­ем осу­шил ее влаж­ные гла­за и, со­сре­до­то­чен­но за­ду­мав­шись, про­мол­вил как бы про се­бя: «Все­му это­му на­до по­ло­жить ко­нец![30].