В союзе звуков, чувств и дум

Но вот багряною рукою

Заря от утренних долин

Выводит с солнцем за собою

Веселый праздник именин, -

сказано: «Пародия известных стихов Ломоносова:

Заря багряною рукою

От утренних спокойных вод

Выводит с солнцем за собою, - и проч.»

Пушкин не досказывает, что эти стихи - начало оды «На день восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны», рассчитывая на то, что читатель сам оценит применение торжественных стихов к именинам Татьяны Лариной.

А в примечании 38 к строке «И вот общественное мнение!» - просто написано: «Стих Грибоедова».

В тех же случаях, когда сноски нет, предполагается, что читатель знает источник заимствования. Так оно по большей части и было при жизни Пушкина. Трудно представить себе, например, что в первой строке «Онегина»

Мой дядя самых честных правил...

современный Пушкину читатель не узнал бы строку из басни Крылова: «Осел был самых честных правил». Привлекая эту аттестацию, автор романа сразу определял скептическое умонастроение героя и отношение к добродушному дяде...

Но во всех подобных случаях, которых у Пушкина великое множество, - знает или не знает читатель источник заимствования, - последнее всегда становится достоянием поэта, то есть материалом для оригинального творчества.

Самойлов, как мы видели, широко цитирует Пушкина. «Открыто, с детской легкостью» он «присваивает» его строку или образ и порой превращает их в отправную точку для целого произведения, по теме и структуре от источника цитаты весьма отдаленного.

«Волна и камень», «Стихи и проза», «Четырехстопный ямб мне надоел» - все подобные заимствования не требуют сноски: читателю и так все понятно.

Однако непринужденная цитация Самойлова не ограничивается только пушкинскими словами и образами, которые, кстати, привлекаются многими стихотворцами (не в такой, правда, степени и не столь непринужденно). Смысл пушкинской традиции заключается в умении добыть «материал» излюбого источника.

Самойлов умеет сделать так, что заимствование, иногда явное, иногда завуалированное, «работает» на его идею и в то же время придает стиху обаяние, связанное с духом первоисточника.

Красиво падала листва,

Красиво плыли пароходы.

Стояли ясные погоды.

И праздничные торжества

Справлял сентябрь первоначальный,

Задумчивый, но не печальный.

В этой строфе стихотворения «Слова» нельзя не узнать прекрасную цитату из Тютчева:

Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора.

Не повтори Самойлов слово первоначальный, цитата могла бы остаться скрытой, хотя образ в целом все равно нес бы печать заимствования. Но поэт «разоблачает» себя и добивается двойной цели: укрепляет видение осени ссылкой на Тютчева и подготавливает выражение своей собственной мысли:

И понял я, что в мире нет

Затертых слов или явлений.

Их существо до самых недр

Взрывает потрясенный гений.

И тогда становится ясным, что «затертая» красота листвы, пароходов и пр. нарочно поставлена в один ряд с не менее «затертой» красотой слова «первоначальный». Сознательно повторяя открытие Тютчева, Самойлов мягко сдвигает контекст, как бы уточняет: не осень, а сентябрь первоначальный, и эпитет сейчас же приобретает новый, свежий оттенок. Слово обнаруживает еще одну свою неведомую грань, подтверждая тем самым на практике идею всего стихотворения:

Люблю обычные слова,

Как неизведанные страны.

Они понятны лишь сперва,

Потом значенья их туманны.

Их протирают, как стекло,

И в этом наше ремесло.

Совсем другого рода цитация, но тоже сохраняющая жанровую атмосферу первоисточника, наблюдается в «Чайной». Когда привычные посетители уже собрались, вдруг являются две новые фигуры. По существу трагические, они, несмотря ни на что, приносят с собой веселье, балагурят - отчасти профессионально, для заработка, но так, чтобы не отяготить присутствующих своим состоянием. Вот как написано их появление:

Заиграли утки в дудки,

Тараканы в барабаны.

Инвалиды шли,

Прямо в дверь вошли.

Ванька и Петяха,

Веселы, хмельны,

На одном рубаха,

На другом штаны.

Говорят брюки:

«Мне бы только - руки!

Взял бы в руки я гармонь,

Вот тогда меня не тронь.

Заиграл бы тогда,

Заиграл бы!»

Говорит рубаха:

«Мне бы только полноги,

На полноги - сапоги,

Заплясал бы тогда,

Заплясал бы!!!»

Здесь открыто заимствуются строки из народной песни, обработанной К. И. Чуковским:

Как у нашего соседа

Весела была беседа.

Гуси - в гусли,

Утки - в дудки,

Овцы - в донцы,

Тараканы - в барабаны.

Поистине детская простота и смелость приема очевидны. Легко угадывается и намерение: дать невеселому содержанию контрастную, почти балаганную форму, соответствующую месту действия - чайной с самоваром и пряниками - и характеру отношений между полузнакомыми посетителями. Выдержать в повествовании это противоречивое единство формы и сути так, чтобы оно не шокировало, а углубляло восприятие, непросто.

Самойлову, с его умением сделать цитату «своим достоянием», удается сохранить трагикомический оттенок происходящего от начала до конца эпизода.

Если привлечь метафору самого поэта:

Если б у меня хватило глины,

Я б слепил такие же равнины;

Если бы мне туч и солнца дали,

Я б такие же устроил дали! -