Женская война

ее стали преследовать, ее гордость еще возросла, и принцесса стала надменною. С тех пор, как Конде в тюрьме, она стала героиней; стала жальче вдовы, а сын ее, герцог Энгиенский, которому скоро будет семь лет, возбуждает сострадание более всякого сироты. На нее все смотрят, и если бы она не боялась насмешек, то надела бы траур. С той минуты, как Анна Австрийская отправила обеих принцесс в ссылку, пронзительные крики их превратились в глухие угрозы: из угнетенных они скоро превратятся в непокорных. У принцессы, у этого Фемистокла в чепце, есть свой Мильтиад в юбке, и успехи герцогини Лонгвиль, несколько времени владевшей Парижем, мешают ей спать.

Дама с левой стороны — маркиза Турвиль, она не смеет писать романов, но сочиняет в политике. Она не сражалась лично, как храбрый Помпей, и подобно ему не получала раны в битве при Корбии, зато муж ее, довольно уважаемый полководец, был ранен при Ла-Рошели и убит при Фрибуре. Получив в наследство его родовое имение, маркиза Турвиль воображала, что в то же время получила в наследство его военный гений. С тех пор, как она приехала к принцессам в Шантильи, она составила уже три плана кампании, которые поочередно возбудили восторг в придворных дамах и были не то что брошены, а, так сказать, отложены до той минуты, когда обнажат шпагу и бросят ножны. Маркиза Турвиль не смеет надеть мундир мужа, хотя ей очень хочется этого; но его меч висит в ее комнате над изголовьем ее постели, и иногда, когда маркиза бывает одна, она вынимает его из ножен с самым воинственным видом.

Шантильи, несмотря на свою внешность, может быть, в самом-то деле, огромная казарма, если поискать хорошенько, то найдешь там порох в погребах и штыки в чаще деревьев.

Все три дамы во время печальной прогулки при каждом повороте подходят к главным воротам, и, кажется, поджидают появления какого-то важного посланного; уже несколько раз вдовствующая принцесса сказала, покачивая головою и вздыхая:

— Нам не будет удачи, дочь моя, мы только осрамим себя.

— Надобно хоть чем-нибудь платить за великую славу, — возразила маркиза Турвиль со своим обычным неприятным выражением. — Нет победы без борьбы!

— Если нам не удастся, если мы будем побеждены, — сказала молодая принцесса, — мы отомстим за себя.

— Никто ничего не пишет нам, — продолжала вдовствующая принцесса,

— ни Тюрен, ни Ларошфуко, ни Бульон! Все замолкли разом!

— Нет и денег! — прибавила маркиза Турвиль.

— И на кого надеяться, — сказала принцесса, — если даже Клара забыла нас?

— Да кто же сказал вам, дочь моя, что виконтесса де Канб забыла вас?

— Она не едет!

— Может быть, ее задержали; на всех дорогах рассеяна армия господина де Сент-Эньяна, вы сами это знаете.

— Так она могла бы написать.

— Как может доверить она бумаге такую важную тайну: переход такого большого города, как Бордо, на сторону принцев! .. Нет, не это беспокоит меня более всего.

— Притом же, — прибавила маркиза, — в одном из трех планов, которые я имела счастие представить на рассмотрение