Рыбаки

его, табаку-то, я и то всю дорогу курил беспречь, инда весь рот выжег.

- Ох-о-о... Нефедка... балясник... о! - закатился снова молодой парень.

- У него табаку-то и в заводе не было: всю дорогу так-то один чубук глодал, - промолвил один из пильщиков.

Квас и солома не замедлили явиться.

Прохожие сняли мокрые лапти и принялись перекладывать их соломой; между тем Глеб и молодые помощники его уселись за работу. Разговор снова завязался. Но в нем уже не принимал участия Нефед: сначала он прислонился спиною к лодке и, не выпуская изо рта трубки, стал как словно слушать; мало-помалу, однако ж, глаза его закрылись, губы отвисли, голова покачнулась на сторону и увлекла за собою туловище, которое, свешиваясь постепенно набок, грохнулось наконец на землю. Но Нефед ничего уже не чувствовал; он не чувствовал даже, как трубка вывалилась у него изо рта. Через минуту от храпа его заволновались даже лохмотья рукава, нечаянно попавшего вместе с рукою под голову. Два-три пинка, удачно направленные в бок молодого парня с белыми зубами, предостерегали его от нового взрыва хохота, и с этой минуты лицо его как словно одеревенело. Мало-помалу, однако ж, глаза его, все еще не покидавшие спящего Нефеда, начали соловеть и смежаться; немного погодя зубастый парень растянулся наземь и, подложив под голову шапку, предался отдыху; примеру его последовали двое других товарищей.

Разговор между тем шел своим чередом.

- Знамое дело, какие теперь дороги! И то еще удивлению подобно, как до сих пор река стоит; в другие годы в это время она давно в берегах... Я полагаю, дюжи были морозы - лед-то добре закрепили; оттого долее она и держит. А все, по-настоящему, пора бы расступиться! Вишь, какое тепло: мокрая рука не стынет на ветре! Вот вороны и жаворонки недели три как уж прилетели! - говорил Глеб, околачивая молотком железное острие багра.

- И то вороны прилетели! Я сам встрел двух на дороге, - сказал один из бодрствующих пильщиков, маленький человек с остроконечной бородкой, которая, без сомнения, должна была иметь какое-нибудь тайное сообщение с языком своего владельца, потому что, как только двигался язык, двигалась и бородка. - А что, братец ты мой, - Глебом, что ли, звать? Да, - подхватил он, - правда ли, сказывают, будто вороны эти вот в эвту самую пору купают детей своих в прорубях? Сказывают, вишь: они отпущают их в отдел, на "особное" семейное жительство... Да ты, я чай, слыхал об этом?

- Как не слыхать! Слыхал. Самому, правда, не приходилось видеть, а от стариков слыхал неоднова, - отвечал Глеб, шутливое расположение которого, вызванное на минуту выходками Нефеда, заметно проходило.

- Я полагаю, все это, то есть, так... пустое, примерно... болтают, разумным тоном заметил длинный шерстобит.

- С чего ж пустое? Может статься, оно и так, как он говорит; на свете и не такие диковинки бывают. Вот хошь бы теперь: по временам давно бы пора пахарю радоваться на озими, нам - невод забрасывать; а на поле все еще снег пластом лежит, река льдом покрыта, -