История всемирной литературы Т.2

«Золотым веком» переводной литературы в Китае можно назвать IV—VI вв. Известны 96 переводчиков этого времени, усердием которых было переведено на китайский язык 1087 сутр из 3437 глав. Сведения эти, конечно, неполны, но дают представление о религиозном рвении буддистов.

Крупнейшим переводчиком считается Кумараджива, индиец по происхождению, родом из Кучи (в Синьцзяне). Последние девять лет своей жизни в столице Китая Чанъани (с 402 г.) он отдал переводам. До этого Кумараджива прожил 18 лет в пограничной области Лянчжоу и овладел китайским языком. Он перевел свыше 300 глав сутр, в том числе полностью «Махапраджняпарамита-сутру», «Алмазную сутру», «Лотосовую сутру», «Вималакирти-сутру» и др. Кумараджива сожалел о потере художественных достоинств канона в китайском переложении и говорил: «В Индии местный обычай высоко ценит литературность сочинения. Стихи пишутся так, чтобы слова их ложились на музыку [...] Когда с санскрита переводят на китайский, потрясающая людей красота исчезает. Остается смысл, но теряется слог. Попробуйте разжевать рис для другого человека: рис потеряет прежний вкус, и тот, кому вы дадите отведать его, испытает тошноту».

Переводчики пытались излагать сутру в привычных Китаю формах. Гатхи они переводили четырех- или пятисловным стихом. В угоду традиционной сжатости китайской прозы переводчики сокращали бесконечные повторения, присущие стилю сутр. Тот же Кумараджива на смертном одре признался: «Из более трехсот цзюаней, вышедших из-под моей кисти, только одно сочинение не было сокращено».

Важным для китайской литературы был стихотворный перевод поэмы Ашвагхоши «Буддхачарита», выполненный индийцем Тамаджамой пятисловным нерифмованным стихом. Это крупнейшее по объему поэтическое произведение в китайской литературе. Тогда же были переведены «Нирвана-сутра», «Аватамсака-сутра», «Ланкаватара-сутра» и др.

Вместе с буддийским каноном в китайскую литературу проникал и его пышный, расцвеченный бурной фантазией стиль, свойственный индийским сочинениям, и сюжеты сказок и народных рассказов, и обычное для сутр чередование прозаического повествования со стихотворными строфами (гатхами). Все это так или иначе усваивалось китайской литературой, но сам процесс вживания чужой традиции был длительными постепенным. Во время максимальной активности буддистов-переводчиков в китайской литературе еще незаметно воздействие нового. Даже сочинения самих буддистов того времени, например «Жизнеописания знаменитых монахов» и их «Продолжение...» написаны принятым тогда стилем ритмической прозы пяньвэнь.

СЮЖЕТНАЯ ПРОЗА

В первых веках н. э. в Китае сформировалась повествовательная форма, которую условно можно назвать древней повестью. Для этих произведений характерна еще связь с исторической прозой (иногда — с летописной манерой повествования) или с жанром жизнеописания. Одновременно с древними повестями на рубеже нашей эры появляется и особый тип литературного творчества — сяошо (букв. — мелкие речения). Из древних сборников сяошо до нас дошло лишь несколько разрозненных фрагментов. Судя по ним, к сяошо относились записи обычаев, поверий, слухов, рассказов, услышанных на дорогах и в глухих городских переулках. Эту прозу в известной мере можно сравнить с «Пестрыми рассказами» римского писателя II—III вв. Элиана. С распадом ханьской империи в начале III в. первая из этих двух традиций — традиция повестей — прекращает свое существование, а вторая, сяошо, видимо, сильно преобразуется.

Под воздействием буддизма махаяны даосизм из философского учения превращается в религию, активно вобравшую в себя древние шаманские верования. Неустойчивое положение человека в период бесконечных войн, падения династий и набегов кочевых народов вызывало мысли о бренности мира, о непрочности человеческого существования. Общественная обстановка III—VI вв. способствовала распространению мистицизма и различных религиозных учений. Желание уйти из мира жестокости и бесконечных смут влекло за собой распространение даосских рассказов о вознесении святых на небо, о превращении людей в бессмертных «гениев», о чудесах, творимых монахами и отшельниками, о загробном мире, четкое представление о котором сформировалось под влиянием буддизма, о воздаянии за грехи и о цепи рождений. Традиционные китайские представления о стихийных бедствиях, насылаемых по воле неба, соединились в это время с буддийскими идеями кармы.

Начиная с III в. один за другим составляются многочисленные (нам известно сейчас более тридцати названий) сборники рассказов об удивительном. Постепенно складывается особая разновидность прозы, почти тысячу лет спустя, в XVI в., получившая наименование «рассказы об удивительном» (чжигуай сяошо). Но авторы подобных рассказов преследовали отнюдь не чисто художественные цели, а весьма утилитарные — утверждение с помощью собранных примеров веры в нечистую силу (гуй), в даосских бессмертных (шэньсянь) или в могущество учения Будды и его сподвижников. Автор «Записок о поисках духов» («Соу шэнь цзи») Гань Бао (IV в.), например, писал в предисловии к своему сборнику, что «пытался показать путь духов, а не чернить их».

Авторы первых сборников были в основном последователями даосского учения, они старались утвердить в читателе веру во всемогущество даосских монахов, совмещавших в себе функции магов и алхимиков. Власть такого даоса над злыми духами — оборотнями — показана, например, в одном из рассказов Гань Бао. Герой его — даос останавливается на ночь в старом храме. Собравшиеся у храма оборотни не смеют зайти внутрь и навредить герою, боясь «посланца Небесного государя» (как даос сам назвал себя). История кончается полной победой даоса — он помогает жителям окрестных деревень убить оборотня. Но было бы неверно представлять себе идейную основу сборника Гань Бао однолинейно. В отличие от конфуцианцев, которые, следуя завету своего учителя, предпочитали не говорить о духах и потустороннем мире, автор пытался собрать в одной книге различные рассказы о явлении духов, чтобы подтвердить сам факт их существования.

Среди рассказов Гань Бао есть и такие, в которых заметно влияние буддийских идей «круга перерождений». Героиня одного из них — Нефритовая дева, спустившаяся в мир людей, говорит юноше, что она встречалась с ним в одной из прежних жизней и судьба предопределила им стать супругами.

С середины V в. усиливается влияние буддийских идей на рассказы о чудесах. Идеи воздаяния за грехи, получившие в это время особо широкое распространение, стали своеобразным сюжетоформирующим фактором в поздних сборниках.

Не осознавая, что они создают принципиально новый тип литературных произведений, авторы сборников об удивительном пытались имитировать форму изложения древних географических, исторических или житийных сочинений. Так, в «Книге о божественном и удивительном» («Шэнь и цзин») и «Записках о Десяти сушах» («Ши чжоу цзи»), приписываемых Дунфан Шо (154—93 гг. до н. э.), явно имитируется композиция и манера древнейшей «Книги гор и морей», а в «Жизнеописаниях удивительного» («Ле и чжуань»), приписываемых Цао Пи (187—226), чувствуется влияние формы многочисленных жизнеописаний, создававшихся на рубеже нашей эры. Китайские ученые видят в сборниках рассказов о чудесах и влияние манеры таких исторических памятников древности, как «Речи царств» («Го юй») или летопись «Цзо-чжуань» (IV в. до н. э.). Влияние летописной манеры заметно и в композиции многих сборников, например «Записок о забытом» («Ши и цзи») Ван Цзя (VI в.), в которых материал расположен в строго хронологическом порядке.

Древние библиографии сохранили нам имена авторов сборников рассказов об удивительном III—VI вв. Об авторстве Гань Бао, Ван Цзя, Чжан Хуа (232—300), имя которого связывают со сборником «Описание всех вещей» («Бо у чжи»), мы можем говорить с определенной долей уверенности, во многих других случаях авторство книг проблематично или сведений о составителях не имеется.

Для некоторых прозаиков того времени характерен интерес к прямо противоположным идеологическим воззрениям. Янь Чжи-туй (531 — ок. 595), например, известен как автор выдержанного в конфуцианской манере «Домашнего поучения Яня» («Янь-ши цзя сюнь») и одновременно как автор «Записок об обиженных душах» («Юань хунь чжи») — сборника коротких рассказов, пронизанных буддийской идеей воздания за зло, совершенное в жизни.