Тьма

ься здесь. Я, видите ли, очень не люблю спать в комнате один. Конечно, это прихоть, но вы извините меня...

- Нет, отчего же. Раз вы деньги заплатили...

- Да, да, - покраснел он в третий раз. - Конечно. Но не в этом дело. И... Если вы хотите... Вы тоже можете лечь. Я оставлю вам место. Только, пожалуйста, вы уж лягте к стене. Вам это ничего?

- Нет, я спать не хочу... Я так посижу.

- Почитайте что-нибудь.

- Здесь книг нету.

- Хотите сегодняшнюю газету? У меня есть, вот. Тут есть кое-что интересное.

- Нет, не хочу.

- Ну, как хотите, вам виднее. А я, если позволите...

И он запер дверь двойным поворотом ключа и ключ положил в карман. И не заметил странного взгляда, каким девушка провожала его. И вообще весь этот вежливый, пристойный разговор, такой дикий в несчастном месте, где самый воздух мутно густел от винных испарений и ругательств, - казался ему совершенно естественным, и простым, и вполне убедительным. Все с тою же вежливостью, точно где-нибудь на лодке, при катанье с барышнями, он слегка раздвинул борты сюртука, и спросил:

- Вы мне позволите снять сюртук?

Девушка слегка нахмурилась.

- Пожалуйста. Ведь вы... - Но не договорила - что.

- И жилетку? Очень узкая.

Девушка не ответила и незаметно пожала плечами.

- Вот здесь бумажник, деньги. Будьте добры, спрячьте их у себя.

- Вы лучше бы отдали в контору. У нас все отдают в контору.

- Зачем это? - Но взглянул на девушку и смущенно отвел глаза. - Ах, да, да. Ну, пустяки какие.

- А вы знаете, сколько здесь у вас денег? А то некоторые не знают, а потом...

- Знаю, знаю. И охота вам...

Н лег, вежливо оставив одно место у стены. И восхищенный сон, широко улыбнувшись, приложился шерстистой щекою своею к его щеке - одной, другою обнял мягко, пощекотал колени и блаженно затих, положив мягкую, пушистую голову на его грудь. Он засмеялся.

- Чего вы смеетесь? - неохотно улыбнулась девушка.

- Так. Хорошо очень. Какие у вас мягкие подушки! Теперь можно и поговорить немного. Отчего вы не пьете?

- А мне можно снять кофточку? Вы позволите? А то сидеть-то долго придется. - В ее голосе звучала легкая усмешка. Но, встретив его доверчивые глаза и предупредительное: "Конечно, пожалуйста!" - серьезно и просто пояснила:

- У меня корсет очень тугой. На теле рубцы потом остаются.

- Конечно, конечно, пожалуйста.

Он слегка отвернулся и опять покраснел. И оттого ли, что бессонница так путала мысли его, оттого ли, что в свои 26 лет он был действительно наивен и это "можно" показалось ему естественным в доме, где было все позволено и никто ни у кого не просил разрешения.

Слышно было, как хрустел шелк и потрескивали расстегиваемые кнопки. Потом вопрос:

- Вы не писатель?

- Что? Писатель? Нет, я не писатель. А что? Вы любите писателей?

- Нет. Не люблю.

- Отчего же? Они люди... - он сладко и продолжительно зевнул: - ничего себе.

- А как вас зовут?

Молчание и сонный ответ:

- Зовите меня И... нет, Петром.