Узница Шато-Гайара

Бувилль, нормандец, как и Мариньи, был на пять лет старше коадъютора. Это у него начал Мариньи в качестве конюшего свою головокружительную карьеру. В скором времени конюший обогнал своего сеньора, но, храня верность, не забывал о нем в часы блистательного продвижения по лестнице славы.

Толстяк Бувилль потупился. Он был столь безгранично предан королевскому дому, столь ослеплен величием земных владык, что умел лишь поддакивать каждому их слову. Один он не замечал умственного убожества Людовика Сварливого, для него это был король с большой буквы, и Бувилль готовился служить ему все с тем же примерным рвением, с каким служил он покойному Филиппу.

Подобное раболепство было незамедлительно вознаграждено, ибо Людовик Сварливый, к великому изумлению всех присутствующих, объявил, что посылает в Неаполь не кого иного, как Юга де Бувилля.

Никто не стал возражать. Граф Валуа, решив, что все самые щекотливые вопросы он уладит в письмах, даже обрадовался, что в качестве посла поедет человек недалекий, покорный – другими словами, именно такой, какой ему и нужен. А Мариньи в свою очередь думал: «Что ж, посылайте Бувилля. Да это же дитя невинное, ни на грош хитрости в нем нет, увидите, с чем он вернется».

Верный слуга короля, получив нежданно-негаданно столь важное поручение, даже зарделся от гордости.

– Не забудьте же, Бувилль, что мне нужен папа, – напомнил король.

– Только об этом и буду печься, государь.

Людовик Х потребовал назначить срок отъезда. Ему хотелось, чтобы посол был уже в дороге, и внезапно он заговорил властным тоном:

– На обратном пути заезжайте в Авиньон и потрудитесь поторопить конклав. А коль скоро говорят, что все эти кардиналы люди продажные, потребуйте побольше золота у мессира де Мариньи.

– А где взять золото, государь? – осведомился последний.

– Как, черт возьми, где? В казне, конечно!

– Казна пуста. Вернее, государь, там осталось ровно столько, чтобы рассчитаться с долгами, самый поздний срок выплаты которых день святого Николая. И ни гроша больше.

– Как так, казна пуста? – воскликнул Валуа. – Почему же вы не сказали нам об этом раньше?

– Я, ваше высочество, хотел начать с этого вопроса, но вы сами не дали мне говорить.

– А почему казна пустует, по вашему мнению?

– Да потому, ваше высочество, что, когда народ голодает, трудно взимать подати и налоги. Потому, что бароны, как вам первому известно, – продолжал Мариньи, дерзко возвысив голос, – отказываются вносить пошлины, на уплату которых согласились по доброй воле. Потому, что заем, сделанный у ломбардских торговых компаний, ушел до последнего гроша на войну с Фландрией, на ту войну, которую вы с достойным лучшего применения упорством уговаривали нас вести…

– …и которую вы пожелали закончить по собственному почину, – вскричал Валуа, – прежде чем наши рыцари успели одержать победу и прежде чем успела пополниться наша казна. Ежели королевство Французское не извлекло особых выгод из тех более чем странных договоров, которые заключали вы, то полагаю,