Египетские ночи

На другой день Чарский в темном и нечистом коридоре трактира отыскивал 35-ый номер. Он остановился у двери и постучался. Вчерашний италиянец отворил ее. - Победа! - сказал ему Чарский, - ваше дело в шляпе. Княгиня дает вам свою залу - вчера на рауте я успел завербовать половину Петербурга; печатайте билеты и объявления. Ручаюсь вам, если не за триумф, то по крайней мере за барыш... - А это главное! - вскричал италиянец, изъявляя свою радость живыми движениями, свойственными южной его породе. - Я знал, что вы мне поможете. Corpo di Bacco! Вы поэт, так же, как и я; а что ни говори, поэты славные ребята! Как изъявлю вам мою благодарность? постойте... хотите ли выслушать импровизацию? - Импровизацию!.. разве вы можете обойтиться и без публики, и без музыки, и без грома рукоплесканий? - Пустое, пустое! где найти мне лучшую публику? Вы поэт, вы поймете меня лучше их, и ваше тихое ободрение дороже мне целой бури рукоплесканий... Садитесь где-нибудь и задайте мне тему. Чарский сел на чамодане (из двух стульев, находившихся в тесной канурке, один был сломан, другой завален бумагами и бельем). Импровизатор взял со стола гитару - и стал перед Чарским, перебирая струны костливыми пальцами и ожидая его заказа. - Вот вам тема, - сказал ему Чарский: - поэт сам избирает предметы для своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением. Глаза итальянца засверкали - он взял несколько акордов - гордо поднял голову, и пылкие строфы, выражение мгновенного чувства, стройно излетели из уст его... Вот они, вольно переданные одним из наших приятелей со слов, сохранившихся в памяти Чарского.

[Поэт идет]: открыты вежды, Но он не видит никого; А между тем за край одежды Прохожий дергает его... "Скажи: зачем без цели бродишь? Едва достиг ты высоты, И вот уж долу взор низводишь И низойти стремишься ты. На стройный мир ты смотришь смутно; Бесплодный жар тебя томит; Предмет ничтожный поминутно Тебя тревожит и манит. Стремиться к небу должен гений, Обязан истинный поэт Для вдохновенных песнопений Избрать возвышенный предмет". - Зачем крутится ветр в овраге, Подъемлет лист и пыль несет, Когда корабль в недвижной влаге Его дыханья жадно ждет? Зачем от гор и мимо башен Летит орел, тяжел и страшен, На чахлый пень? Спроси его. Зачем арапа своего Младая любит Дездемона, Как месяц любит ночи мглу? Затем, что ветру и орлу И сердцу девы нет закона. Таков поэт: как Аквилон Что хочет, то и носит он Орлу подобно, он летает И, не спросясь ни у кого, Как Дездемона избирает Кумир для сердца своего.

Италиянец умолк... Чарский молчал, изумленный и растроганный.

- Ну что? - спросил импровизатор. Чарский схватил его руку и сжал ее крепко. - Что? - спросил импровизатор, - каково? - Удивительно, - отвечал поэт. - Как! Чужая мысль чуть коснулась вашего слуха, и уже стала вашею собственностию, как будто вы с нею носились, лелеяли, развивали ее беспрестанно. Итак для вас не существует ни труда, ни охлаждения, ни этого беспокойства, которое предшествует вдохновению?.. Удивительно, удивительно!..