Салтыков-Щедрин. Искусство сатиры

Приговор крепостничеству. «Господа Головлевы».

«Господа Головлевы» выросли из «Благонамеренных речей». Но зарождение темы «Господ Головлевых» восходит к более раннему творчеству писателя. Идея о скором умирании старого «ветхого человека», то есть помещичьего класса, была положена в основание циклов конца 50-х — начала 60-х годов об «умирающих» и о «глуповцах».

Салтыков отказался от завершения этих циклов, так как ход событий вскоре показал несостоятельность надежды на скорое умирание «ветхого человека». Самодержавие сделало все, чтобы осуществить крестьянскую реформу с наименьшим ущербом для крепостников. Последние, надломленные, но не убитые реформой, всемерно старались продлить срок своего существования.

К идее о распаде дворянского класса Салтыков вернулся после того, как вполне определился переход экономического господства от помещиков к буржуазии. Не случайно, что первый из «головлевских» рассказов («Семейный суд») появился в составе «Благонамеренных речей» после рассказов «Столп» и «Превращение», где было изображено победное Шествие хищника новой формации. Деруновы шли на смену Головлевым. Класс крепостников сходил с исторической сцены, делая яростные попытки удержаться. Одним удавалось приспособиться к новым условиям и перестроиться на буржуазный лад, другие (и таких было большинство) тщетно цеплялись за остатки крепостничества и прилагали все Усилия для того, чтобы укрепить свое положение. Время благоприятствовало тому, чтобы показать помещиков в стадии крушения их былого хозяйственного могущества. «Господа Головлевы» ответили этой исторической Задаче.

Роман «Господа Головлевы» стоит в ряду лучших произведений русских писателей (Гоголя, Гончарова, Тургенева Толстого и др.), изображающих жизнь дворянства, и выделяется среди них беспощадностью отрицания того социального зла, которое было порождено в России господством помещиков.

В своем суровом приговоре крепостничеству Салтыков-Щедрин с непревзойденной остротой разоблачил пагубное, развращающее влияние собственности и паразитизма на человеческий характер, показал неизбежность нравственного и физического разрушения паразитической личности.

Разложение помещичьего класса Салтыков-Щедрин представил в форме истории морального оподления и вымирания семейства землевладельцев-эксплуататоров. Распад связей в области семейно-родственных отношений, где даже от порочной личности естественно ожидать некоторых проявлений человечности, сатирик избирает в качестве одного из самых убедительных свидетельств нравственного падения и исторической обреченности паразитического класса.

Семья Головлевых, взятая в целом, головлевская усадьба, где развертываются основные эпизоды романа, — это собирательный художественный образ, обобщивший типические черты быта, нравов, психологии помещиков, весь деспотический уклад их жизни накануне отмены крепостного права и после нее.

Всем смыслом своим роман Щедрина напрашивается на сближение с «Мертвыми душами» Гоголя. Тесная близость двух гениальных творений критического реализма обусловлена родственностью выведенных в них социальных типов и единством пафоса отрицания. «Господа Головлевы» воспитывали читателя в той школе ненависти к дворянству, основание которой положено «Мертвыми душами».

Процесс омертвения душ крепостников-эксплуататоров был ускорен крестьянской реформой, и его последствия к 70-м годам стали особенно очевидны. Щедрин показывал мертвые души на этой более поздней стадии их исторического разложения и как революционный демократ отрицал их с высоты передовых общественных идеалов, В связи с этим все признаки социальной гангрены представлены в Головлевых в более сильной степени и выводы автора относительно исторической обреченности дворянства приняли характер окончательного, категорического приговора, не оставлявшего места для головлевских иллюзий о нравственном перерождении паразитического класса.

«Головлево — это сама смерть, злобная, пустоутробная; это смерть, вечно подстерегающая новую жертву» (XII, 268). Здесь все говорило об угнетении, напоминало глухо запертую тюрьму. Жаждущему жизни и света здесь давали «вместо хлеба — камень, вместо поучения — колотушку» (XII, 274).

Молодые существа рвались прочь из этого обиталища смерти. Но, вырвавшись, они, не подготовленные ни к какой разумной человеческой деятельности, спешили насладиться отравами жизни и преждевременно гибли. Независимо от того, умирали ли они где-то вдали от Головлева, как умерли сыновья Иудушки Владимир и Петр и его племянница Любинька, или же возвращались умирать в Головлево, как Степка-балбес и Аннинька, во всех случаях Головлево было источником смерти. Здесь проникал в молодые существа разрушительный яд. «Все смерти, все отравы, все язвы — все идет отсюда» (XII, 268). Головлевщина — это саморазложение жизни, основанной на паразитизме, на угнетении человека человеком.

От главы к главе рисует Салтыков-Щедрин картины тирании, нравственных увечий, одичания, следующих одна за другой смертей, все большего погружения головлевщины в сумерки. И на последней странице: ночь, темно, в доме ни малейшего шороха, на дворе мартовская мокрая метель, у дороги — закоченевший труп головлевского владыки Иудушки, «последнего представителя выморочного рода».

Ни одной смягчающей или примиряющей ноты — таков расчет Салтыкова-Щедрина с головлевщиной. Не только конкретным содержанием, но и всей своей художественной зональностью, порождающей ощущение гнетущего мрака, роман «Господа Головлевы» вызывает у читателя чувство глубокого нравственного и физического отвращения к владельцам «дворянских гнезд».

В коллекции слабосильных и никчемных людишек головлевской семьи — пьяниц, мелких развратников, бессмысленных празднолюбцев и вообще неудачников — случайным метеором блеснула Арина Петровна. Эта властная женщина в течение длительного времени единолично и бесконтрольно управляла обширным головлевским имением. Все внимание свое она устремила на округление владений и благодаря своей личной энергии успела удесятерить свое состояние.

Страсть к накоплению господствовала в Арине Петровне над материнским чувством. Дети «не затрогивали ни одной струны ее внутреннего существа, всецело отдавшегося бесчисленным подробностям жизнестроительства». Реакция Арины Петровны на смерть дочери выразилась прежде всего в чувстве недовольства тем, что покойница оставила ей «своих двух щенков» (XII, 44), то есть Анниньку и Любиньку. Известие о том, что Степка-балбес прожил купленный ему матерью дом в Москве и влачит жалкое существование, вызвало в душе черствой стяжательницы прежде всего опасение, что постылый сын «опять сядет ей на шею» (XII, 48). Барыня «гневалась» (XII, 49), тогда как в подобных обстоятельствах для матери естественно состояние скорби. Чувство собственности поработило чувство родительской привязанности.

В кого уродились такие изверги? — спрашивала себя Арина Петровна на склоне лет своих, видя лютую вражду сыновей, крушение созданной ее руками «семейной твердыни». Перед ней предстали итоги ее собственной жизни — жизни, которая была всецело подчинена бессердечному стяжательству и формировала «извергов».

Самый отвратительный из них — Порфирий, прозванный в семье еще с детства Иудушкой, кровопивушкой.

Эпизоды, рисующие детство Иудушки, раскрывают историю формирования психики этого лицемера-стяжателя. В варварски жестокой среде помещиков-крепостников наказание непослушных и поощрение почтительных детей осуществлялось в грубо материальной форме, в виде худших и лучших кусков за столом. Ради вознаграждения Порфиша прикидывался ласковым сыном, заискивал перед матерью, наушничал, лебезил, показывал, что он — «весь послушание и преданность». Хотя Арина Петровна с подозрительностью относилась к этой сыновней кротости, смутно угадывая в ней коварный умысел, она все же не могла устоять перед нею и искала для сына «лучшего куска на блюде ».

Притворная почтительность как способ получения лакомого куска — это и есть та простейшая истина, которая запала в детскую душу Порфиши и, все более развиваясь в дальнейшем, сделала его лицемером-хищником Иудушкой. Если в детстве Иудушка за сыновнюю преданность получал лучшие куски за столом, то впоследствии он получил за это «лучшую часть» при разделе имения. Он стал владельцем Головлева, овладел имением брата Павла, прибрал к своим рукам все капиталы матери, обрек эту некогда грозную и властную хозяйку головлевской семьи на заброшенность и одинокое умирание и сам сделался властелином всех головлевских богатств.