Дама с камелиями

что он мне дарит, а на другой — то, что он мне говорит, мне кажется, что визиты ко мне обходятся ему слишком дешево.

— Бедный малый влюблен в вас.

— Если бы я выслушивала всех, кто в меня влюблен, у меня не хватало бы времени на обед. — И пальцы ее забегали по клавишам, но тут же она обернулась к нам и сказала: — Не хотите ли закусить? Мне очень хочется пуншу.

— А я с удовольствием съем кусочек цыпленка, — сказала Прюданс. — Не поужинать ли нам?

— Отличная идея, пойдемте, — сказал Гастон.

— Нет, мы поужинаем здесь.

Она позвонила. Явилась Нанина.

— Пошли за ужином.

— Что взять?

— Что хочешь, но поскорей, поскорей.

Нанина ушла.

— Ах как хорошо! — сказала Маргарита, подпрыгивая, как ребенок. — Мы поужинаем. Господи, какой несносный этот граф!

Чем дольше я видел эту женщину, тем больше она меня восхищала. Она была дивно хороша. Даже ее худоба была прелестна. Я не переставал ею любоваться.

Мне трудно объяснить, что во мне происходило. Я был полон снисходительности к ее образу жизни, я был полон восторга перед ее красотой. То бескорыстие, с которым она относилась к молодому человеку, изящному и богатому, готовому разориться для нее, извиняло в моих глазах все ее былые ошибки.

В этой женщине была какая-то чистота. Видно было, что порок не развратил ее. Ее уверенная походка, гибкая талия, розовые открытые ноздри, большие глаза, слегка оттененные синевой, выдавали одну из тех пламенных натур, которые распространяют вокруг себя сладострастие.

К тому же как результат болезни или от природы, но в глазах этой женщины мелькали время от времени огоньки желания, сулившие неземные радости тому, кого она полюбит. Правда, тем, кто любил Маргариту, не было счету, она же не любила никого.

Словом, в ней была видна непорочная девушка, которую ничтожный случай сделал куртизанкой, и куртизанка, которую ничтожный случай мог превратить в самую любящую, самую чистую женщину. У Маргариты, кроме того, было чувство гордости и независимости. Я ничего не говорил: казалось, центром души моей стало сердце, а сердце отражалось в глазах.

— Так, значит, это вы, — начала она вдруг, — приходили узнавать о моем здоровье, когда я была больна?

— Да.

— Знаете, вы поступили прекрасно. Чем я могу вас отблагодарить?

— Позвольте мне время от времени приходить к вам.

— Сколько угодно, от пяти до шести, от одиннадцати до двенадцати. Послушайте, Гастон, сыграйте мне «Приглашение к танцу».

— Зачем?

— Чтобы доставить мне удовольствие. К тому же я никак не могу сыграть его сама.

— В чем же трудность?

— В третьей части, пассаж с диезами.

Гастон поднялся, сел к пианино и начал играть эту чудесную вещь Вебера по нотам, которые лежали на пюпитре.

Маргарита, опершись одной рукой о пианино, напряженно следила глазами за каждой нотой и подпевала вполголоса, а когда Гастон подошел к указанному пассажу, она продолжала напевать, ударяя пальцами по крышке пианино:

— Ре, ми, ре, до, ре, фа, ми, ре — этого я никак не могу сыграть.