История всемирной литературы Т.6

Таким образом, литературное развитие Французской Канады на протяжении первой половины века заполнено поисками, постоянно сопровождавшимися теоретическими размышлениями о литературе. Процесс становления литературы — за исключением первых классицистических опытов — совпал с зарождением и развитием романтизма, в котором для франко-канадцев оказалась привлекательной сначала идея свободы, а затем идея национальной самобытности. При этом хотя преимущественным ориентиром для франко-канадских поэтов и писателей являлся ранний французский романтизм, а иногда и предромантизм, это не исключало более поздних романтических влияний, вплоть до Бодлера. Романтические мотивы носили разнородный характер и, не обретая европейской остроты, свободно сочетались с элементами классицистической поэтики, просветительскими тенденциями и отдельными выходами в сторону реализма.

ЛИТЕРАТУРА НА АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

Англо-канадская литература в первой половине XIX в., как и в XVIII в., сохраняет региональный характер, только складывается она, опираясь прежде всего на просветительские традиции, следует образцам англоязычных литератур (английской, позднее — литературы США).

Так, Оливер Голдсмит (1794—1861), явно подражая своему предшественнику, английскому поэту-сентименталисту Оливеру Голдсмиту, пишет поэму «Встающая деревня» (1825). Эта поэма по формальным признакам весьма близка поэме английского поэта «Покинутая деревня». И хотя произведение Голдсмита-канадца в художественном отношении слабее скорбно-элегической поэмы Голдсмита-англичанина, оно было вехой в развитии национальной англоканадской литературы.

Крупнейшим явлением в литературе англоязычных провинций, получившим международное признание, была книга Томаса Халибертона (1796—1865), писателя, историка и общественного деятеля, «Часовщик, или Рассуждения и дела Сэма Слика из Сликвиля» (1836). Книга эта представляет собой сплав традиционного английского повествования в форме путевого дневника и бессюжетного эссе. В центре произведения — фигура типичного янки Сэма Слика, который оказался случайным попутчиком рассказчика и который считает американцев самой великой нацией на земле. Самоуверенный Сэм, выгодно и ловко пристраивающий свой товар (он торгует часами, причем у него своя «психологическая» манера торговли, дающая немалый успех), с презрением относится ко всему, что не связано с практической стороной жизни. Так, он считает праздной блажью не только занятия классическими языками, музыкой и живописью, но и чтение книг, кроме тех, по которым можно освоить счетоводство.

Несмотря на некоторые привлекательные черты — здравый смысл, изобретательность, чувство юмора, образ Сэма является яркой, броской сатирой на американский национальный характер. Автор сумел правдиво показать и высмеять некоторые существенные стороны американской психологии той поры, когда Соединенные Штаты, избавившиеся от колониального господства и провозгласившие идеалы республиканизма и демократии, стали проявлять экспансионистские устремления и порождать самодовольных дельцов, которых спустя шесть лет (за год до опубликования продолжения «фасовщика» под названием «Атташе, или Сэм Слик в Англии», 1843) так резко изобразил Диккенс в американских заметках. Не случайно Халибертона нередко называют основателем «американской школы юмора».

У Халибертона есть также страницы, посвященные горестной участи простых людей. Как историк и автор трудов о Новой Шотландии, он приводит немало фактов и статистических данных о положении народных масс.

До выхода отдельной книгой «Часовщик» Халибертона печатался в газете «Нова Скошн» («Новошотландец»), редактором которой был его друг Джозеф Хау (1804—1873). По характеру своей общественной литературной деятельности, по своим литературным вкусам и пристрастиям Хау — просветитель. Значение Хау в истории канадской литературы не столько в его поэзии (он писал стихи и поэмы, которым сам не придавал большого значения) или прозе (ему принадлежат дневники путешествий преимущественно по Новой Шотландии и политическая публицистика), сколько в издании самой значительной в британской Северной Америке газеты, на страницах которой помимо Халибертона печатались Голдсмит и другие писатели того времени и где Хау публиковал свои собственные произведения. Кроме того, заслугой Хау было создание литературного клуба, где велись споры и дискуссии.

Пристрастием к простодушной документальности и описательности отмечены произведения сестер-писательниц Кэтрин Трейл (1802—1899) и Сюзанны Муди (1803—1885). Первой из них принадлежит книга «В лесах Канады» (1836) с характерным подзаголовком «Письма жены переселившегося в Канаду офицера, в которых изображается жизнь и быт канадской глуши».

Канада в изображении К. Трейл — страна, лишенная волшебных сказок и легенд. Но писательницу привлекает красота этой страны. Ее картины природы отличаются простотой и непритязательностью; в этих описаниях она достигает большого мастерства.

Трудностям освоения Канады посвящена и автобиографическая книга С. Муди «Как трудно жить в тайге» (1852). Эти произведения открывают характерную для канадской литературы XIX—XX вв. тему жизни пионеров, осваивающих необжитые земли и леса.

Популярным в канадской поэзии и прозе темам переселенчества из Старого Света и освоения новых земель посвящена поэма эмигрировавшего из Ирландии в начале XIX в. и обосновавшегося в Монреале Стендиша О’Греди (1793—1841) «Эмигрант» (опубл. посмертно в 1842 г.). В ней проявляется общая для англоканадской поэзии этого периода особенность: обилие риторики и традиционных общих мест.

Романтические веяния возникают в англо-канадской литературе уже в первой половине века, прежде всего в исторических произведениях Джона Ричардсона (1796—1852), созданных под несомненным воздействием прозы Скотта и Купера. Внук североамериканского купца и индианки, Ричардсон провел детство в тех местах, где канадцы (вместе с индейцами) отражали нападение вторгнувшихся в 1812 г. американских войск. Писатель проявлял постоянный интерес к индейской теме. Отважный вождь индейцев Текумсе стал центральной фигурой поэмы Ричардсона «Текумсе, или Воитель Запада» (1828). Осада Детройта индейским воином Понтиаком — историческая основа романа «Вакуста» (1832), который (как и его продолжение «Канадские братья», 1840) имел большой успех. Следует также упомянуть представляющую значительный интерес книгу воспоминаний Ричардсона «Восемь лет в Канаде» (1847) и неоконченную «Историю войны 1812 года» (1842).

Война с Соединенными Штатами в 1812 г., общественный подъем и восстание 1837—1838 гг. в Верхней и Нижней Канадах способствовали становлению национального самосознания канадцев. В общественной и культурной жизни провинций начало этого процесса ознаменовалось в первой половине XIX в. появлением новых периодических изданий. Вслед за франко-канадской газетой «Ле Канадьен» у англо-канадцев появляется газета «Гардиан» («Страж»), издателем которой становится Джозеф Уилкокс, участник ирландского освободительного движения, душа оппозиционно настроенных канадцев, последовательный и непримиримый в революционных убеждениях. В литературе Английской Канады духовное сближение провинций проявится в полной мере уже после 50-х годов. Направлением, объединившим региональные литературы в единую англо-канадскую литературу, станет романтизм.

*Глава третья*

ЛИТЕРАТУРЫ ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ

ЛИТЕРАТУРЫ ИСПАНСКОЙ АМЕРИКИ В ПЕРИОД ВОЙНЫ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ

Конец XVIII — начало первой половины XIX в. — поворотный период в истории Латинской Америки. Это момент подготовки и осуществления национально-освободительной антииспанской революции и первых самостоятельных шагов вновь образовавшихся государств.

Идея независимости определяла развитие всех сфер жизни — политической, научной, художественной.

Литература участвовала в формировании духовного климата, сделавшего возможным свержение колониального ига; она участвовала в освободительной антииспанской войне, которая продолжалась в общей сложности с 1810 г. до конца 20-х годов XIX в. А когда страны Латинской Америки обрели независимость, литература стала фактором формирования наций. Борьба и творчество часто соединялись в жизни самих деятелей освободительного движения, в том числе и первого выдающегося его вождя — Симона Боливара. Литературное наследие Боливара столь значительно, что обеспечило ему почетное место также и в истории латиноамериканской словесности. Его речи, письма, равно как и автобиографические произведения аргентинца Бернардо Монтеагудо «Политические мемуары» (1822) или мексиканца Сервандо Тереса-и-Миера «Мемуары» (1812), запечатлели характерные приметы исторической личности того времени. Порой сами эти деятели уподоблялись героям художественной литературы — столь напряженным был драматизм их судьбы, столь велик накал политических и личных столкновений.