История всемирной литературы Т.5

Итак, отчаянное сопротивление «японофилов» западным веяниям после разрешения ввоза европейских книг не смогло приостановить тягу японских художников к новому искусству. Официальный лозунг, противопоставивший «технику Запада» «духовности Востока», оказался не состоятелен. В цивилизации Запада наиболее проницательные художники Японии того времени интересовались не только «утилитарной техникой», но и духовной культурой. Был сделан первый шаг в сторону синтеза традиционных элементов с элементами, пришедшими с Запада. Однако незрелость складывающихся буржуазных отношений и жесточайшая цензура обусловили крайне суженную базу для развития идей Нового времени.

ПОЭЗИЯ

Эволюция художественных идеалов заметно сказалась и в развитии японской поэзии XVIII в. Близкая духу суровых воинов танка «Манъёсю», излюбленный жанр школы национальной науки, отступает на второй план. Широкое распространение в XVIII в. получает поэтический жанр — хайку, создателем которого был великий поэт предыдущего столетия Мацуо Басё. Жанр хайку с его большой свободой в области тематики и стиля и с повышенным вниманием к обыденности лучше отвечал умонастроению горожанина, стремящегося к духовному раскрепощению, чем танка, связанная со старой поэтической традицией. Хайку могли создавать не только профессиональные поэты, но и наиболее просвещенные горожане. Именно хайку, возникший как отражение тяги городского населения к культуре, определил развитие японской поэзии рассматриваемого периода.

В XVIII в. творили многочисленные последователи Басё, объединившиеся вокруг различных поэтических группировок, часто враждующих между собой. Наметилось деление на так называемую поэзию «городского» стиля и «деревенского». Если для первого стиля характерна излишняя вычурность, замысловатая игра слов и ассоциаций, то второй был его антиподом: обращаясь к малообразованному сельскому читателю, поэзия сознательно упрощалась.

Подлинное обращение к традициям Басё связано с деятельностью тех поэтов, которые стремились вслед за великим мастером к осмыслению и воссозданию целостного поэтического мира. В их числе поэтесса Кага-но Тиёдзё (1703—1775), автор хорошо известного трехстишия:

За ночь вьюнок обвился

Вкруг бадьи моего колодца.

У соседа воды возьму!

(Перевод В. Марковой)

«Деревенская» поэзия Кага-но Тиёдзё проста и понятна, она созвучна душе каждого сельского читателя. Даже обыденная жизненная деталь, как и у Басё, поднята здесь до уровня высокой поэзии.

Ёса Бусон (1716—1783), художник и поэт, сыгравший огромную роль в развитии хайку, вступил в литературу в 30-е годы, когда началось движение «возврата к Басё». Бусон был поэтом большого дарования и яркой индивидуальности. Восхищаясь гением Басё, он не подражал ему, а создавал свой стиль, повинуясь, по его же выражению, «причудам собственной фантазии».

Бусон был не только поэтом, но и живописцем. В отличие от интуитивного ассоциативного восприятия мира, характерного для эстетики дзэн и стихов Басё, в поэзии Бусона большую роль играет зрительный образ:

Грузный колокол.

А на самом его краю

Дремлет бабочка.

(Перевод В. Марковой)

Это стихотворение рождает множество ассоциаций и картин: старый колокол во дворе заброшенного храма, жаркое лето, бабочка, залитая солнцем, порхает среди цветов, а затем, утомленная, дремлет на краю колокола. Легкая бабочка и грузный колокол — на этом контрасте и строится стихотворение. Здесь особенно ярко сказался Бусон-живописец.

Большинство трехстиший поэта — чудесные зарисовки с натуры. Его стихи глубоко личностны. Сопереживание поэта, его сочувствие к обездоленным ясно ощущается в картине разлившейся реки, угрожающей крестьянским хижинам:

Майские ливни долгие...

Возле большого потока

Два маленьких-маленьких домика.

(Перевод В. Марковой)

В отличие от Басё, для которого были характерны настроения грусти, отшельничества, унаследованные от средневековой поэзии ,Бусону больше импонирует светская литература хэйанской эпохи. Это отражается, например, в следующем стихотворении:

Скрылись от господского меча...

О, как рады юные супруги

Летним платьем зимнее сменить!

(Перевод В. Марковой)

Стихи Бусона не только новы по содержанию, но и очень гуманны, согреты подлинно человеческой добротой.

На базе той же строфической формы, что и хайку, в Эдо развивается и шуточная поэзия, так называемые «стихотворные каламбуры» (кёку). Они назывались еще «сэнрю» — по имени поэта Караи Сэнрю (1718—1790), известного мастера и составителя ряда антологий поэзии этого жанра.

Шуточная поэзия опять-таки была порождением городской культуры. Она тяготеет к быту простолюдинов, ее язык порой подчеркнуто вульгарен, но довольно отточен. Так, стихи, включенные в собрание «Плакучая ива» (1765), отличаются остротой наблюдения, умением поэтов запечатлеть характерные черты труженика. Звучит в них и едкая ирония, например, по адресу чиновника-взяточника:

Чиновника сынок

Преотлично научился

Ручкой делать «цап».

(Перевод А. Долина)

Стихи сборника, как правило, анонимны, а его составители проявляли большую осторожность в отборе произведений, чтобы не вызвать нареканий цензуры. Но и это не помогло. Правительственные указы об упорядочении нравов и контроле над печатным словом фактически сковали развитие этого интересного жанра японской поэзии.

ПРОЗА

В течение многих столетий поэзия в Японии, как и в большинстве других стран мира, считалась более высоким видом литературы, чем проза, но с постепенной демократизацией жизни, с расширением сферы художественных интересов меняется и соотношение литературных жанров. Уже Мотоори Норинага говорит о превосходстве повествовательного жанра (моногатари) над поэзией. Как бы подтверждая этот новый взгляд, в японской литературе XVIII в. доминируют прозаические жанры, отражающие растущие культурные запросы горожан.

До середины 60-х годов XVIII в. проза развивалась преимущественно в русле эстетики Ихара Сайкаку, прославленного мастера городской литературы XVII столетия. Его повести и подражания им получили общее название «укиё-дзоси» («рассказы о суетной жизни»), перекликающееся с наименованием живописи «укиё-э». В обоих жанрах, отражающих жизнь горожан, которые потеряли страх перед загробным миром и жаждали земных радостей, буддистский термин «бренный мир» (укиё) приобретает иной смысл. По своему содержанию укиё-дзоси означает рассказы о современных нравах и обычаях горожан.

Зачинатель городской литературы Сайкаку утверждал ценность человеческих чувств, отразив тягу горожан к раскрепощению человеческой натуры, однако в условиях токугавской реакции его идеалы находили все меньше сторонников. Прозаики XVIII в. были вынуждены отвернуться от современных им жизненных коллизий и устремиться к внешней занимательности и к эротике. Герои этих произведений не нарушают общественных устоев, им чужды бурные человеческие страсти. «При всей своей чувственной экспансивности токугавские горожане, — как отмечал Н. И. Конрад в статье «Культура эпохи Эдо», — оставались вполне верными общей тенденции своей культуры: рационализму, рассудочности... Токугавцы отнюдь не были мечтателями, романтиками. Расчетливым лавочникам, старательным ремесленникам, продувным торговцам, хищным ростовщикам Осака и Эдо было отнюдь не до идеалов, особенно в такой области, как любовь. Общий трезвый уклад их мышления не признавал никакой «прекрасной дамы», но очень хорошо мирился с куртизанкой Ёсивара. Для первой нужны были танка, которых горожане слагать не умели и не хотели; для второй требовались только деньги, которые у них были. Отсюда своеобразный рассудочный колорит всех их эротических романов».