История всемирной литературы Т.2

Есть основания говорить и о воздействии среды бродячих певцов-шпильманов на развитие раннего миннезанга: шпильманы еще долго были не только исполнителями песен, сложенных министериалами, но и их служителями (подобно жонглерам при трубадурах). Своеобразная поэзия шпильманов, отличная от немецкой куртуазной лирики XII—XIII вв., переживала период наибольшей своей творческой активности. Наряду с миннезангом продолжала свою жизнь и народная поэзия, сохраняемая разными бродячими певцами, вроде таинственного Сперфогеля (видимо, прозвище), современника Кюренберга. Сперфогель был поэт резкий, насмешливый, любивший крепкое поучительное слово, укорявший богатых и знатных, вступавшийся за мужика и мастерового. Его поэзия насыщена чувством достоинства, свойственным простому человеку, стремящемуся отстоять свое место в жизни и поддержать других в трудной жизненной борьбе. Плебейский юмор Сперфогеля, меткость и точность выражений, четкий ритм его народного стиха делают его шпрухи (стихотворный жанр, в котором обыкновенно излагалась политическая и социально-поучительная тематика) ярким явлением немецкой поэзии. К жанру шпруха обращались и некоторые миннезингеры.

Наряду с Кюренбергом, выдающимся поэтом первого этапа истории миннезанга был Дитмар фон Айст (70-е годы XII в.), также один из основоположников австрийской литературы. В его творчестве, отмеченном связью с формами народной песни, отчетливее, чем у Кюренберга, выражается поэтическая индивидуальность. Дитмар фон Айст пишет уже более пространные стихотворения и передает не только живой диалог влюбленных, но и задушевные признания лирического героя. Любовное чувство не знает у Дитмара социальных преград, оно передано простодушно и искренне, оно незамысловато, лишено излишней усложненности и манерности, как, например, в следующей любовной песне поэта:

Хоть полно друзей вокруг,

В их советах мало прока,

Если сердце стало вдруг

Непослушно и жестоко.

Я давно ему велю:

«Успокойся! Быть несчастью!»

А оно стучит «люблю!»,

Переполненное страстью.

Из груди стремится прочь

И не хочет мне помочь.

И назло моей мольбе,

Не советуясь со мною,

Рвется лишь к одной тебе

И живет одной тобою.

(Перевод И. Грицковой)

В поэзии этих двух первых миннезингеров уже складываются важнейшие жанры миннезанга: Liet (песня), нередко состоявшая из одной строфы (как некоторые дошедшие до нас произведения Кюренберга) или из нескольких одинаково построенных строф, соединенных наподобие стансов, и Leich (лейх) — стихотворение более сложного содержания, построенное в виде ряда строф с рифмой, более разработанной, чем в песне.

Творчество некоторых других поэтов раннего периода миннезанга (Мейнлох фон Сефелинген или Бургграф фон Регенсбург), бесспорно, свидетельствует о поднимающемся общественном значении миннезингера (как было сказано выше, в конце века среди миннезингеров можно уже встретить и крупного феодала), однако надо заметить, что под их пером созданный Кюренбергом и Дитмаром фон Айстом стиль начинает превращаться в поэтический штамп, тускнеет. Тем определеннее отличается от традиций раннего миннезанга то новое его течение, которому присущи не только типологическая близость к провансальской поэзии, но и прямые заимствования романского поэтического опыта. Связи между немецкой поэзией конца XII в. и другими литературами представляют яркий пример стремительно усиливающегося в эти годы культурного обмена между самыми различными регионами. Поэзия провансальских трубадуров воздействует на лирику немецкого феодального мира: появляются именно переводы провансальских поэтов (среди них — принадлежащие Вольфраму фон Эшенбаху, великому немецкому эпическому поэту той поры); воздействует провансальская традиция и через старофранцузскую поэзию, которая служит предметом настойчивого внимания миннезингеров.

Романские воздействия ощущаются и у лимбургского поэта Генриха фон Фельдеке (вторая половина XII в.), который считается одним из основоположников нидерландской литературы. Это типичный романо-германский художник своего времени, — настолько тесно переплелись в нем германские и романские литературные традиции (поэт переводил французский куртуазный «Роман об Энее»). Хотя поэт испытывает известную робость перед своей прекрасной дамой, чувство его радостно и лишено глубоких потрясений. Если и возникает в стихах Фельдеке мотив неприступной красавицы, он трактуется чуть иронично как обязательный литературный ход. Приподнятая, радостная беззаботность, аромат молодого любовного чувства часто передаются поэтом сопоставлением своих переживаний с картинами весенней природы (что мы находим и у трубадуров, и в народной поэзии):

Ликованье в мире снова.

Радостней любого зова

Щебет птичий по весне.

(Перевод В. Микушевича)

Прославляя любовь, ее радости («Лишь бы целовать всечасно эту шею, этот рот!»), что было, несомненно, не только данью традиции, но и отражало жизнерадостное, антиаскетическое миросозерцание поэта, Генрих фон Фельдеке иногда впадает в назидательный тон, брюзгливо осуждает легкомысленный образ жизни, которому совсем недавно готов был предаваться сам, предаваться весело и откровенно. Этот дидактизм, столь типичный для бюргерского миросознания, не всегда у Фельдеке серьезен: и здесь нет-нет да и прорвется свойственная поэту ирония.

Поэзия другого миннезингера, выступившего в последнем десятилетии XII в., Рудольфа фон Фениса, свидетельствует о тесной близости немецкого миннезанга со швейцарским (фон Фенис был родственно связан не только со швейцарской немецкоязычной знатью, но и с романскими феодальными кругами Савойи), сформировавшимся несколько раньше и под прямым воздействием провансальской лирики. Творческий путь фон Фениса, как и фон Фельдеке, очень характерен для миннезингера, воспринимающего и германские, и романские культурные импульсы и источники в некоем неразрывном единстве. Поэты этого типа — представители своеобразной феодальной среды, формированию которой сильно способствовали Крестовые походы.

Среди миннезингеров встречаются порой не только скромные министериалы, любители сладких и печальных песен, но и поэты, которые были деятельными участниками больших политических событий. Это в полной мере сказалось в поэте-императоре Генрихе VI (1165—1197), чьи пылкие, но горделиво выраженные чувства высказаны в новой для миннезанга сложной поэтической манере, с изысканной рифмой и в новой для миннезанга строфе, заимствованной, видимо, из сокровищницы провансальско-сицилийского поэтического арсенала.

Не менее значительно по своим поэтическим качествам творчество Фридриха фон Хаузена (ок. 1150—1190); например, его прощальная песня, где поэт-вельможа не без сердечных страданий расстается с возлюбленной, чтобы отправиться в Крестовый поход. Это уже не экстаз темного обитателя глухой, захолустной Европы, возлагающего на себя крест и отправляющегося ко гробу Господню, а горькие размышления светского человека, знающего цену женской верности, цитирующего к случаю «Энея» фон Фельдеке, неохотно оставляющего любимый им светский обиход с его многочисленными соблазнами. В этом стихотворении очень ясно сказалась личность автора; почти реминисценцией конкретного разговора звучат некоторые строфы этого лирического шедевра, созданного немецким миннезангом на втором и особенно сложном этапе его развития. Романское влияние спаялось с немецкой поэтической основой, блеск формы стиха и рифмы, романская светскость неразрывно соединились с немецкой задушевностью, уже известной по лирике Кюренберга. Фридрих фон Хаузен, погибший в свите Барбароссы в одном из боев этого трудного похода, стал одним из наиболее талантливых и самобытных распространителей наследия романских поэтических достижений в немецкой лирике того времени.

К кругу этих светских миннезингеров, уже поднявшихся над положением министериала, принадлежит и Рейнмар Старший, или Рейнмар фон Хагенау (ок. 1160 — ок. 1207), эльзасский поэт, который обосновался при дворе герцога австрийского Леопольда IV, выдающегося политика тех лет, придавшего Вене блеск настоящей княжеской резиденции. Как эльзасец, Рейнмар был тоже проводником романских тенденций в поэзии миннезингеров. В его творчестве отчетливо определилась придворная проблематика, обычная у многих трубадуров и закрепленная Рейнмаром в миннезанге. Тем самым в миннезанг вошли и важные политические мотивы, значительно расширившие его тематический масштаб. Наряду с любовной лирикой, искусно развитой Рейнмаром в духе романского культа прекрасной Дамы, долгое время не свойственного миннезангу, в нем нашла свое место и политическая тенденция, пока что верноподданнически служившая дому австрийских герцогов, но в дальнейшем сулившая много нового развитию немецкой поэзии XIII в.