История всемирной литературы Т.3

С трагическими социально-бытовыми конфликтами связана знаменитая баллада «Миорица» (вещая овечка Миорица предупреждает хозяина, что его сговорились убить другие чабаны; пастух просит похоронить его вблизи любимого стада, а матери передать, что он не умер, а женился). Отличаясь редкостной поэтичностью, «Миорица» выражает неприятие смерти, любовь к жизни и родному краю; вместе с тем пафос баллады направлен против братоубийства.

У венгров в период «обретения родины» (т. е. обоснования на нынешней территории) и первых веков государства (оно появляется около 1000 г.) складывались произведения, в которых улавливаются отзвуки предшествующей традиции (так называемый восточный субстрат, выявляемый при сопоставлении некоторых венгерских баллад с древним эпосом финно-угорских, сибирских народов; исследователи усматривают его в некоторых героико-фантастических элементах и мотивах, генетически связанных с шаманизмом). Летописи XI—XIV вв. зафиксировали «Сказание о чудесном олене» (тотемический мотив), «Сказание о Белой лошади», повествующие о том, как вождь венгров Арпад получил в обмен на белую лошадь воду, землю и траву новой родины. Предполагается, что эти сказания бытовали в форме героических песен (Д. Ортутай). Их создателями и распространителями предание считает древних певцов-регешей. Существовал, кроме того, цикл песен о борьбе за престол и о защите молодого государства, реминисценции которых есть в латинской хронике, содержащей и имя центрального героя — Ласло Святого (1077—1095). Судя по хронике, песням была свойственна «наивная, но удачная композиция, скупая, но точная характеристика, симметричность расстановки, сравнения и тропы».

Таким образом, эпическая поэзия народов Юго-Восточной Европы, вступая в период своего классического развития, приходящегося в основном на XIV—XVI вв., обладала довольно значительной традицией. Эпос выходил из архаической фазы: разнообразно протекал процесс историзации в зависимости от локальных социально-исторических и фольклорных факторов. Общей чертой был относительный жанровый изоморфизм; при всех различиях произведения на разных языках представляли героико-эпическую поэму-песню. Она характерна не только для Юго-Восточной, но и для Восточной и Северной Европы (см. древнерусские былины, карело-финские руны, украинские думы), в отличие от Средней Азии или Сибири, где у многих народов складывались развернутые поэмы-эпопеи (якутское олонхо, обширнейший киргизский «Манас» и др.). Может быть отмечено и сходство в изображении древних эпических персонажей народов Юго-Восточной Европы с некоторыми героями эпоса других регионов. Например, близкие черты налицо у южнославянского богатыря-охотника и кудесника Змея Огненного Вука (само имя Вук более позднее) и Волха Всеславьевича русской былины. Типологическое сходство здесь, возможно, усилено элементами древних общеславянских художественных и мифологических представлений. Охотничий эпос сопоставим с соответствующими циклами и более далеких регионов, например колхидо-иберийского; одна из песен о Дигенисе обнаруживает прямое сюжетное сходство с грузинским повествованием о гибели охотника, убившего божественного оленя.

Начиная с XIV в. развитие эпической поэзии Юго-Восточной Европы связано главным образом с борьбой против нашествий войск Османской империи и за свержение султанского гнета и владычества на Балканах. В течение этого периода родились известнейшие циклы и группы эпических песен, созданы многие классические образцы эпических героев. Не были преданы забвению и старые песни, но они зачастую переосмыслялись (так, в Греции записаны варианты песен, где Ксанфин-богатырь или юный Влах бьются не с сарацинами, а с турками).

Эпическое творчество в целом, его поэтический арсенал преобразовывались и обновлялись в связи с усилением историзма народного художественного сознания. В южнославянских и восточнороманских песнях о богатыре Дойчине (Дончилэ) врагом-насильником предстает уже не чудовище, а злой Арапин, пришелец «из Царьграда» (хотя черты чудовища у врага подчас сохраняются).

Реально-исторический элемент становится органически присущим эпосу, определяет новую основу художественного обобщения. Формирование героико-исторического эпоса сопровождается важными переменами в типологии и сюжетной структуре песен.

В то же время в песнях этой поры достигает особого расцвета повествовательное искусство эпоса народов Юго-Восточной Европы: поэтика гиперболизма и художественных уподоблений,

динамичных описаний и диалогов; система повторов, общих мест, типизированных определительных сочетаний.

В эпическом творчестве эпохи усиливаются элементы межэтнического сходства. Об этом свидетельствуют сходные сюжеты борьбы с турецким владычеством, образы совпадающих героев-патриотов (Марко, Новак, Груя, Дойчин) и их врагов (арапин, турок, султан).

В эпосе народов Юго-Восточной Европы немало «международных» сюжетов («бой отца с неузнанным сыном», «муж на свадьбе своей жены», «государь несправедливо заключает в темницу лучшего богатыря» и т. д.). Но это не заимствование с Востока или Запада, а результат художественной истории.

Основное место в эпосе принадлежит новым сюжетам, прямо или косвенно связанным с реальными коллизиями эпохи. Но к именам появляющихся героев (Марко Кралевич, Новак и др.) прикрепляются и более древние сюжеты. Происходит своеобразное удвоение роли эпического персонажа.

Разные по древности поединки объединены в цикле об одном герое: богатырь противостоит воинам султана, и он же сражается с чудовищами. Это явление составляет примечательную черту эпоса народов Юго-Восточной Европы.

Один из центральных циклов юнацкого эпоса южных славян (юнашки песни, јуначке песме) сложился вокруг Кралевича Марко. Прототипом героя послужил владетель небольшого удела с центром в городе Прилепе в Вардарской Македонии, погибший в 1395 г. в битве, где он участвовал в составе турецкого войска. Но эпическая история Марко мало в чем совпадает с реальной, а по патриотическому пафосу, как правило, противоположна ей. Как справедливо подчеркивает болгарский ученый П. Динеков, Марко предстает народным защитником и борцом против иноземного гнета.

Уже в 1556 г. песню о Марко фиксирует вместе с мелодией дубровницкий поэт П. Гекторович.

Включая в себя не только версии одних и тех же или сходных произведений («Марко Кралевич и Арапин», «Марко Кралевич и Муса Кеседжия», «Марко Кралевич и Филипп Мадьярин» и др.), но и произведения совсем разные и непохожие между собою, многоязычный эпос о Марко вырастал за счет оригинального локального творчества. Циклы песен, посвященных Марко, представляют одну из самых обширных и многообразных биографий героя в истории эпоса.

Марко могуч и неустрашим. Он способен одолеть и чудовищного богатыря, наделенного тремя сердцами, и целое вражеское войско. Но, если требуется, он хитроумен и лукав; сила его острого слова не уступает богатырской мощи. Самому султану не совладать со строптивым Марко. Фоном и окружением для песен о Марко служили предания и легенды, которые повсюду связывали имя Марко, его говорящего коня Шарца с памятными местами родной земли. В легенде жила мечта, что вновь придет богатырь, подобный Марко, он поднимет со дна моря Маркову палицу и избавит народ от угнетения.

Памятник павшим на Косовом поле

У каждого народа эпический цикл песен о Марко не только обладает специфическими чертами, но и по-своему сочетается с другими циклами.

У болгар, кроме Марко, большое место занимают песни о Момчиле — родопском правителе, погибшем в 1345 г.; рядом с Марко выступают другие юнаки — Рельо Шестикрылый, Лютица Богдан, Янкул, Лете Дукатинче, Секула-детенце. Характерные патриотические песни болгарского эпоса — «Марко Кралевич, Султан Селим и черный Арапин», «Семь юнаков и Арапин», «Крали Марко освобождает три вереницы рабов» и др.