Асканио

оторое может скоро пройти. Но я ошиблась. Да, теперь я прекрасно вижу, – добавила она со вздохом, – что пытаться вас разлучить – значило бы противиться воле божьей.

– Ах, сударыня! – воскликнул Асканио, умоляюще складывая руки. – Господь даровал вам власть… Будьте же великодушны до конца, сударыня, помогите двум бедным детям устроить свою судьбу, и они будут любить и благословлять вас до конца жизни!

– Хорошо! – ответила герцогиня. – Я побеждена, Асканио; я согласна оберегать и защищать вас. Но, увы, теперь, быть может, уже слишком поздно…

– Поздно! Что вы хотите этим сказать, сударыня?! – вскричал Асканио.

– Быть может, в эту самую минуту, Асканио, я стою на краю гибели.

– На краю гибели? Почему?

– Из-за любви к вам, Асканио.

– Из-за любви ко мне! Вы гибнете потому, что полюбили меня?

– Да, гибну, гибну из-за собственной неосторожности, из-за того, что писала вам!

– Я ничего не понимаю, сударыня…

– Неужели вы не понимаете, что, заручившись приказом короля, прево велел произвести обыск во всем Нельском замке? Неужели не понимаете, что тщательнее всего будут обыскивать вашу комнату? Ведь им надо найти доказательства вашей любви к Коломбо.

– Ну и что же? – нетерпеливо спросил Асканио.

– Как – что? – удивилась герцогиня. – Если у вас в комнате найдут письмо, написанное мною в минуту безумия, если узнают мой почерк и отдадут письмо королю, я погибла! Франциск Первый убедится, что я вас люблю, что я готова изменить ему ради вас, и тогда конец моей власти! Понимаете ли вы, что тогда я уже ничем не могу помочь ни вам, ни Коломбо? Понимаете ли вы, наконец, что я стою на краю гибели?

– О сударыня, успокойтесь! Вам ничто не угрожает: ваше письмо здесь, у меня, я никогда с ним не расстаюсь.

Герцогиня глубоко вздохнула, и тревога на ее лице сменилась выражением радости.

– Никогда не расстаетесь? – воскликнула она. – Никогда? Но скажите, Асканио, какому чувству я обязана тем, что это письмо всегда с вами?

– Благоразумию, сударыня, – пробормотал Асканио.

– Только благоразумию! Значит, я снова ошиблась. О боже мой, боже! Пора бы мне было убедиться, понять! Итак, благоразумию! Ну что ж, тем лучше! – добавила она, делая вид, будто превозмогает свое чувство. – Но уж если говорить о благоразумии, то скажите: неужели вы считаете благоразумным хранить письмо при себе, зная, что вас в любой момент могут обыскать? Неужели благоразумно подвергать опасности единственного человека, способного помочь вам и Коломбо?

– Не знаю, сударыня, – проговорил Асканио мягко и с той грустью, которую испытывают чистые душой люди, когда им приходится в ком-либо усомниться, – действительно или только на словах вы хотите спасти меня и Коломбу. Не знаю.., быть может, вас привело сюда простое желание получить письмо… Ведь вы сами сказали, что оно может вас погубить. Не знаю, наконец, не превратитесь ли вы, получив это письмо, из друга, за которого себя выдаете, в нашего врага… Но зато я твердо знаю, сударыня, что письмо это ваше, а следовательно,