История всемирной литературы Т.6

В таджикской литературе данного периода, как и в литературе второй половины XVIII в., господствовали такие лирические жанры, как газель, мухаммас, кыта, рубаи, саки-наме и загадки-шарады (муаммо). Продолжая традиции средневековой литературы, поэты стремились приспосабливать эти жанровые формы к эстетическим вкусам своего времени. В метрике, рифмовке и употреблении редифа не наблюдается сколько-нибудь заметных изменений, но меняется само содержание стиха. Так, в газелях все чаще звучат жалобы и протест против несправедливости, чинимой правителями. Все большее отражение находит в лирической поэзии социальная и духовная жизнь человека. В кыта, рубаи, мухаммасах нередко слышится голос поэта в защиту обездоленных. Теряет прежнее значение касыда — стихотворение одического плана. Это было связано отчасти с тем, что литература выходит за пределы придворных интересов и обращается к жизни народа.

Многие поэты жили не при эмирских и ханских дворах, а в отдаленных друг от друга городах и селах. Именно они и обогатили таджикскую поэзию яркими поэтическим картинами повседневного быта крестьянина, горожанина, ремесленника.

В это время развивались и эпические жанры. Так были написаны поэмы (маснави) «Усыпальница царей» Мирзо Содика Мунши, «Ра’но и Зебо» Масехо Бойсуни, «Маснави- и мавзун» Исо Бадахши, «Лейли и Меджнун» Ахкара Бадахшони и др. В этих поэмах с разной степенью достоверности и художественного мастерства запечатлены черты истории и современной эпохи. Данью легендарному сюжету была поэма «Юсуф и Зулейха» Джунайдуллы Хозыка.

По-прежнему литература развивалась на двух языках. Если в эпоху Джами и Навои (XV в.) тюркоязычные поэты, в том числе сам Навои, Сухайли и Хаёли, писали кроме родного еще и на таджикском языке, внося достойный вклад в обогащение таджикской литературы, то теперь таджикские поэты составляли свои диваны на двух языках, внося свой вклад в развитие и узбекской литературы. Их творчество свидетельствует о неразрывном единстве таджикско-узбекских литературных связей, которые уходят в глубь веков.

В таджикской литературе, начиная примерно с середины XVIII в., одним из ведущих направлений в поэзии был так называемый «индийский стиль», получивший в XIX в. название «бедилизм» по имени персоязычного индийского поэта Бедиля (1644—1721). Этот стиль отличался необычайной изощренностью, сложностью и своеобразием философских концепций. Многие таджикские поэты следовали по пути, проложенному Бедилем, но одни (Якдил, Хиджлат и Рамзи) лишь формально использовали его стилистические приемы, другие же (Шавки, Хасрат, Афгон, Содик и Фано), подражая мастерству Бедиля, как и он, выступали против тирании и произвола.

Но перед литературой XIX в. встали новые задачи, решать которые, опираясь лишь на творческие принципы Бедиля, было невозможно. И в первой половине XIX в. начались поиски новых художественных приемов. Поэты, стремясь быть понятными читателю и слушателю, сочетали выразительность и содержательность газелей Хафиза с изобретательностью и сложной метафоричностью стихов Бедиля. Опыт классиков и в этих поисках был всегда полезен. Так, мысль Джами «не следует забывать о слезах угнетенного» Содик развивает в своем стихотворении в грозное предостережение: «Всегда помни о глазах бедняка, полных слез, ибо эти слезы могут превратиться в реку; выйдя из берегов, ее воды затопят весь мир». Хафиз мечтал «сокрушить старый беспечный небосвод и заложить фундамент нового». Содик же, сравнивая синий небосклон с опрокинутым кубком, хочет разбить его вдребезги, ударив о камень: «Лучше разбить о камень этот опрокинутый кубок». В поэзии все острее звучат мотивы сочувствия народу, появляются стихи, отражающие реальные картины жизни «истощенного босяка», начинается заметный процесс демократизации литературы.

Изнурительные войны между Бухарским эмиратом, Кокандским и Хорезмским ханствами и беспрестанные междоусобицы местных феодалов усугубляли тяжелое положение народа. Выходец из бедняков, Фориг Хисори писал: «Разорилась страна, исчезли честь и совесть, // Народ раздет, как фонарь с разбитым стеклом...».

Судьба угнетенного — главная тема творчества Форига Хисори. Его лирический герой взывает к богу, чтобы никогда больше не появлялись на свет такие, как он, обездоленные. Тошходжа Ирси писал: «Вместо чая по утрам пью я росу, // Наступает время ужина, упиваюсь я горем. // В воображение моем вдруг закипает котел с пловом, // Придерживаю дыхание, чтобы отвлечь себя...»

Унизительное бесправие человека описано в газели Носеха Куляби (жил до 1830): бедняк, «осмелившийся пожаловаться эмиру на свою нищету, получает удар палкой по голове». В стихотворении другого кулябского поэта Абдурахима выразительно описан бедняк, по горло увязший в долгах, на его ниве ничего не вырастает «кроме рыданий, оскорблений и мучений». Запечатлен и его внешний облик — он стоит с поникшей головой, босой, одежда его жалка, а глаза и весь облик выражают покорность и бессилие.

В таджикской постклассической литературе человек изображался в основном отвлеченно и абстрактно. Теперь появляются попытки индивидуализировать и конкретизировать его образ. О жизни и быте бедняка писали Абдурахмон Гарми (1784—1853), Нодим Истравшани. Стихов-сетований на горькую жизнь немало и в диванах других поэтов. Например, диван Мадума Дарвози, посвященный жизни бедняков-горцев, полон скорбных стихов о «глазах полных слез», об «истощенном теле», о «каменной подушке и о матраце, набитом колючками».

Поэтический язык обогащается за счет диалектов. В поэзию все чаще проникает живая народная речь. Эта особенность литературы выразительнее всего проявилась в жанре загадок, ведущую роль в развитии которого сыграли Хиджлат Бухари и Фано Уротеппаги. В загадках было можно обращаться к словам и понятиям повседневного обихода крестьянина и ремесленника, что по нормам высокой поэзии считалось недопустимым.

В результате укрепления дипломатических и торговых связей между Россией и Средней Азией в таджикской литературе впервые возникает тема России. В эпических произведениях можно найти описания некоторых городов России, приметы образа жизни населяющих ее народов, а в лирической поэзии появляется новый образ, а именно образ красавицы с европейской внешностью.

Более подробные описания жизни и быта народов России чаще встречаются уже в литературе второй половины XIX в., особенно в творчестве замечательного таджикского просветителя Ахмада Дониша.

*Глава четвертая*

ТУРКМЕНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В начале XIX в. туркмены были расселены на территории, простирающейся с запада на восток от Каспийского моря до правого берега Амударьи, занимая всю современную территорию Туркменистана, а также некоторые районы современного Ирана и Афганистана. Часть туркменских племен населяла Устюрт и Мангышлак, где кроме них жили еще казахи. В XIX в. туркмены вели еще полуоседлый образ жизни и по способу хозяйствования подразделялись на оседлых (земледельцев) и на кочевников (скотоводов). Социально-классовые противоречия в это время все больше усиливались, что обусловливало пробуждение и рост национального самосознания туркмен.

Бесконечные грабительские нападения соседних феодальных правителей, насильственное изгнание туркмен с обжитых земель были обычным явлением в эту эпоху. К числу трагических страниц истории туркменского народа относится, например, нападение хивинского хана Мухаммада Рахима на селение Каррыкала. Во время этого нападения погибло много мирных жителей, жилища были разграблены, а большинство населения уведено в плен в Хиву. Среди пленников находился племянник великого Махтумкули, поэт-патриот Зелили, который в стихах правдиво описал тяжелую судьбу народа.

В этот период укрепляются связи Туркменистана с Россией. Прогрессивно мыслящие представители туркменского народа стремились к сближению с русскими, в которых они видели опору, защиту от притеснений со стороны сильных и воинственных феодальных правителей. Эта исторически закономерная тенденция приобретала все более ясные очертания. Присоединение Туркменистана к России, которое завершилось во второй половине XIX в., было крупнейшим прогрессивным событием в истории туркменского народа. Первыми в 1803 г. были приняты в подданство России прикаспийские туркмены. Благодаря этому акту Россия получила необходимый плацдарм для развития торговых связей и укрепления своих позиций в регионе Каспийского моря, а прибрежные туркмены избавились от притеснений со стороны Персии и Хивы.