Поэтика за чайным столом и другие разборы

Все эти разрастания и сжатия совершаются строго в рамках целых строф и строк — без анжамбманов, вообще-то частых у Пастернака. Особая «скромная виртуозность» состоит именно в насыщении текста разнообразными риторическими ходами, но без ритмико-синтаксических извилин и хитростей. Некоторые ее аспекты мы уже рассмотрели: работу с простыми и сложносочиненными предложениями разной длины, с однородными подлежащими к одному сказуемому, с именными сказуемыми и инфинитивными подлежащими, со сравнительным и деепричастным оборотами. Других, в частности скрытой сложности/динамичности ряда предикатов, мы коснулись лишь бегло и теперь остановимся на них подробнее.

2. Логика, семантика

Как было сказано, именная часть именного сказуемого представляет собой предикат, то есть некоторое соотнесение понятий. Если же в роли подлежащего выступает глагол (например, любить), связанными оказываются уже два предиката.

Любить иных — тяжелый крест значит, в переводе на язык логической прозы, примерно следующее:

Когда кто-то любит человека (женщину) некоторого типа, это равносильно тому, что любящий берется тяжело страдать (от этого человека / такой любви).

Первый предикат выражен довольно прямо — глаголом, хотя и в непростой, инфинитивной форме, второй — конструкцией Прилагательное + Существительное, то есть синтаксически просто, семантически же и сложнее — ввиду внутренней сложности словосочетания тяжелый крест, и компактнее — благодаря его идиоматичности.

Во 2-й строке ситуация вроде бы упрощается — роль подлежащего берет на себя личное местоимение ты. Но в то же время она усложняется, поскольку к простому именному предикату прекрасна присоединяется определение без извилин, непростое по форме (существительное с предлогом) и нестандартное по смыслу. Формула «быть прекрасным без извилин» ставит в связь друг с другом два очень разнородных предиката и образует словосочетание, гораздо более сложное, нежели привычный тяжелый крест из 1-й строки. Впрочем, этот смелый оборот отчасти подготовлен: предлог без эксплицирует отрицание, подразумевавшееся в семантике слова иных и анонсированное противительным союзом А^[86].

Следующее предложение и прозрачно по своей структуре, и знаменует новый уровень логической сложности. Прозрачность обеспечена лексической синонимией (секрет — разгадка) и синтаксической симметрией (которую слегка нарушает только «лишнее» местоимение твоей в группе подлежащего):

Подлежащее: прелести… секрет (сущ. + несогл. опред. в род. пад.) — Именное сказуемое: [есть] равносилен (кратк. прил.) — Дополнение: разгадке жизни (сущ. + несогл. опред. в род. пад.).

На прозрачность работает также то, что связка [есть], хотя и опять опущенная, как бы проговорена здесь вслух в виде полноценного прилагательного равносилен — сложного слова, делящегося на два корня ровно посредине. А благодаря своей внутренней форме, строящейся на идее равенства, логической эквивалентности, это слово не просто вербализует связку, но и буквально овеществляет ее. Без такой вербализации уравнение выглядело бы короче, но звучало бы тяжелее, косноязычнее, в духе раннего Пастернака, как-нибудь вроде *И прелести твоей секрет — разгадка жизни без усилий.

Вся эта упрощающая техника не заслоняет того факта, что речь ведется о высоких философских материях — о сути красоты и смысле жизни, что в текст вводится предикат из логико-математического словаря (быть равносильным) и что выстраивается двухэтажное уравнение, своего рода силлогизм:

Если секрет Х-а (твоей прелести) равен разгадке Y-а (жизни), то следовательно Х (твоя прелесть) = Y-у (жизни), то есть, Ты = жизнь, что и требовалось доказать (и в той или иной форме утверждается в ЛИ и других стихах «Второго рождения»).

Небезразличен для семантики стихотворения и второй корень сложного слова равносилен: указание на силу, источаемую героиней и гарантирующую спасительный переход от тяжести в начале I строфы к легкости в начале III^[87].

Варьирование простых тождеств продолжается во второй половине II строфы привлечением более многословного оборота: быть из семьи + несогл. опред. в род. пад. мн. ч. (основ). Философские основы (а Пастернак в юные годы занимался философией) упрощаются переводом в домашний план (дело идет к браку, да поэт и вообще пристрастен к именам родства), и вместо абстрактных синонимов (типа число, класс, множество, категория, нередких у Пастернака) появляется семья основ, причем именно таких, как надо, — в отличие от тех иных, которым был дан отвод.

Последняя строка II строфы, сравнивающая смысл любимой с жизненно необходимым, но как бы лишенным свойств воздухом, продолжает развивать апофатическую тему отрицательных достоинств без извилин и замыкается прилагательным бескорыстен, инкорпорировавшим предлог без в виде приставки^[88]. Структурно две заключительные строки II строфы относительно просты, — наступает некоторое синтаксическое затишье перед взлетом, предстоящим в III строфе, за которым последует окончательное успокоение. Финальная строка полностью освобождается от предикатных сложностей в составе подлежащего — им становится обобщенно-неопределенное Все это, местоименно суммирующее серию однородных инфинитивов. А в роли сказуемого опять выступает простейшее сочетание Прилагательное + Существительное (типа начального тяжелый крест), звучащее непритязательно по смыслу и разговорно по стилю.

3. Коннотации

Лейтмотивная тема простоты предстает в характерном повороте «легкости, не-тяжести, не-трудности», под сурдинку звучащем в серии «отрицательных» мотивов, ср.:

— отказ от тяжелого креста;

— избыточность извилин;

— легковесное приравнивание секрета женской прелести разгадке жизни;

— эфемерность шороха снов и других весенних шелестов;

— бестелесность/бескорыстность воздуха;

— непроизвольность утреннего пробуждения;

— подразумеваемая беспроблемность перехода от физического пробуждения к экзистенциальному прозрению;

— чисто механическое выбрасывание сора и последующая превентивная защита от него;

— незначительные масштабы и без того экономящей усилия хитрости.

По сути, рекомендуется не какая-то положительная — потенциально «трудная» — программа действий, а освобождающее избавление от ненужных пут.

«Легкостью» дышит как нарочитая простота текста, так и некоторая его неоднозначность. Неуклюжему обороту без извилин вторят:

• двусмысленный стык легко проснуться, некоторыми читателями осмысляемый как Глагол + Обстоятельство (типа проснуться рано, моментально, без труда), а не как Подлежащее + Сказуемое (типа Проснуться на рассвете — дело нетрудное);

• двусмысленная последовательность не большая хитрость, допускающая интерпретацию как небольшая хитрость, то есть одобрение каких-то маленьких хитростей, тогда как имеется в виду идея — и даже сама языковая формула Невелика премудрость…;

• противоречие между отказом от извилин и приятием хитрости, хотя бы и на чисто словесном уровне.

Однако все эти шероховатости органически соответствуют той вызывающе импровизационной стилистике, которую Пастернак практиковал сначала в усложненно косноязычных формах, а начиная с 1930-х гг. — в духе разговорной свободы от условностей письменной речи^[89].

4. Жанр

Стихотворение начинается с риторического отторжения неких иных, которым противопоставляется традиционная адресатка стихотворения во 2-м лице ед. ч. Это ты и его притяжательные формы твоей, твой будут доминировать в двух первых строфах, но начисто исчезнут в обобщающей третьей. Установка на обобщение и выход за узколичные пределы заявляет о себе уже во II строфе: в первой ее половине ты отсутствует и фигурируют лишь типовые весенние перемены, а во второй хотя ты и твой смысл возвращаются, но ты растворяется во множестве правильных основ. Размыванию идентичности ты способствует и принципиально отрицательный способ его характеристики: без, бес-, вы-, не, не^[90].