Три возраста Окини-сан

итой ради приличия траурной ленточкой.

— Скажи, он тебе никогда не мешает?

— А тебе? — спросила Ивона.

— Не скрою, что иногда мешает.

— Но я ведь никогда не была с ним счастлива…

Коковцев об этом и сам догадывался. Через приоткрытую дверь он видел обширную спальню, две кровати под балдахином с кистями, а на боковом столике — американскую машинку «ундервуд». Ивона пояснила, что взялась перепечатывать роли для актеров французской труппы Михайловского театра.

— Ты разве нуждаешься в деньгах?

— Нет, я нуждаюсь в другом…

Эти кровати и лист душещипательной драмы Викториена Сарду, заложенный в машинку, наводили Коковцева на подозрения:

— Кажется, я опять что-то потерял…

Ивона отлично распознала подоплеку его досады:

— Наверное, легко терять то, чего не имеешь.

— А если бы имел?

— Тогда и теряй. — Ивона полулегла на кушетку, и Коковцев мельком заметил овальный выгиб ее бедра. — Я шучу… А ты? — спросила она, не меняя позы.

— Я тоже. — Коковцев встал, затворив двери в спальню. — Я отвык от театра, — сказал он. — Карты ненавижу. Люблю рестораны да еще кегельбан Бернара на Васильевском острове… Кажется, и сегодня я проведу там вечер.

— Adieu, mon amiral, — сладостно зевнула Ивона.

В кегельбане он повстречал Ивана Михайловича Дикова: новому министру было далеко за семьдесят, но он не потерял четкой ясности ума, был деятелен и бодр, становясь неким пугалом для имперской кубышки, ибо на воссоздание флота желал исхитить более двух годовых бюджетов.

— Вы еще не получили должности? — спросил он. — Вроде бы есть вакансия минера в Либаве.

Коковцев сказал, что в Петербурге его сейчас удерживает болезнь жены.

— Гибель сына надломила ее… это все Цусима! — Положите жену в клинику Бехтерева.

— Не придумаю, как предложить ей это?

— Так и скажите, что вы здоровый мужчина, а она больная женщина, — чересчур жестоко рассудил старец.
* * *

Ольга Викторовна, отослав прислугу, еще не ложилась.

— Владечка, тебе надо покушать, — хлопотала она.

Коковцев повесил на раскрылку в передней свое адмиральское пальто, влажное от апрельской непогоды.

— Спасибо. Я только что от Бернара. Выпил, прости. В его отсутствие было всего два звонка.

— Один из японского посольства. Деньги, которые ты переслал на имя Пахомова, вручены его сыну… старик умер. А потом телефонировал какой-то Александр Колчак.

— Я знаю трех Колчаков на флоте, и все они Александры: Александр Федорович, Александр Васильевич и Александр Александрович… Так какому из них я понадобился?

— Тому, который просил тебя зайти в морской генштаб.

— Тогда это второй, он тоже прыгал на костылях.

— Тебе под «шпиц» пришло письмо из Испании.

— Откуда? — поразился Коковцев.

— Из Мадрида…

Итак, предстояло знакомство с Колчаком.

— Вот и письмо, — сказал он при встрече с Коковцевым. — Рад познакомиться. Статьи ваши просматривал, и мне понятно ваше возмущение нашими порядками в этом кабаке…

Он стал цитировать слова химика Менделеева: если бы правительство