Литературная память Швейцарии. Прошлое и настоящее

Уничтожение большого, растущего в стороне от других деревьев белого клена становится символом изничтожения природы, которое здесь происходит, а судьба долины, в свою очередь, — символом того, что вообще в Швейцарии происходило с природой начиная с пятидесятых годов, во все более ужесточающихся формах. Достижения Инглина — и в первую очередь значение именно романа «Урванг» для осмысления этого «ускорившегося прогресса» — до сегодняшнего дня еще не стали в достаточной мере частью общественного культурного сознания. Инглин с большим вниманием принимает к сведению аргументы «технарей»: он не ведет полемику, прибегая к плакатным приемам; почти как в зале суда он противопоставляет две позиции: желание предотвратить уничтожение роскошного дерева — и аргументы в пользу такого уничтожения, выдвигаемые инженерами. Для Инглина, либерального демократа, выслушать противоположную сторону — гражданский долг. Может быть, позднейшие зеленые именно из-за столь серьезного взвешивания всех «за» и «против» никогда не ссылались на этого писателя, хотя он был одним из их важнейших предшественников. В романе инженеры приводят один технический аргумент за другим, каждый аргумент логично увязан с предыдущим, а в конечном счете — и со всем проектом строительства водохранилища. Что может добавить к этому майор? Вот что:

Конец белого клена напоминает рассказ о Вольфхартсгееренском дубе, но только здесь голос рассказчика как бы приглушен скептическим реализмом Инглина. Инглин изображает убийство дерева не как реальное зрелище, а как представление, сформировавшееся в голове майора:

Связь — осознанная или неосознанная — с келлеровской новеллой тут очевидна. Благодаря наличию такой связи роман вписывает себя не только в литературную, но определенно также и в политическую традицию Швейцарии: ведь отношение к природе всегда затрагивает и фундаментальные проблемы демократии, ее нравственность. Это с особой остротой проявляется там, где политика попадает в зависимость от крупного капитала и концернов и помогает им при уничтожении невосполнимых ценностей. Такая ситуация повторяется и в настоящее время. Сейчас происходит новое наступление на Альпы. Международные финансовые компании планируют построить во многих местах гигантские курорты класса люкс, в результате чего примыкающие обширные ландшафты будут переориентированы на индустрию развлечений, то есть покроются сетью технических приспособлений, предназначенных для туристов. Кто знает, сохранится ли через несколько лет — в нынешнем его виде — такое магическое место, как Энгстленальп на границе между бернскими и унтервальденскими горами?

В Швейцарии литературный спектр способов противостояния прогрессу достаточно широк. Он включает и страстную полемику, и точный анализ ситуации, и агитацию за попытки примирения. К таким попыткам можно отнести уже упоминавшееся предложение Макса Фриша построить новый город. За предложением стояло раннее осознание того факта, что центральной части Швейцарии грозит непредсказуемая в своих последствиях застройка территории, катастрофическое сокращение количества нетронутых ландшафтов. За истекшие с тех пор годы угроза стала мучительной реальностью, и конца этому процессу пока не видно. Фриш и его коллеги в свое время предупреждали:

Это писалось в 1955 году, когда Швейцария, по сравнению с нынешним временем, еще была замечательно зеленой страной. Курт Марти позже сочинил об этом маленькое стихотворение:

Критикой прогресса в форме едкой сатиры является и самая знаменитая из всех швейцарских пьес, «Визит старой дамы» Фридриха Дюрренматта. Экология здесь еще не играет никакой роли. О катастрофах, грозящих нам из-за неправильного обращения с природой, у этого автора речь заходит очень редко. Он был заворожен космосом, звездами; а звезды не подвергаются порче, не гниют, они не обрушатся сверху в скопления ядовитых отходов и мусора. Но один раз, в конце длинного автобиографического эссе «Vallon de l’Ermitage» [55], написанного в начале 80-х, у Дюрренматта все-таки возникает визионерская картина природы, разрушенной руками человека, — момент черной поэзии, заставляющей читателя содрогнуться. Это реалистическое описание и одновременно символический образ (наподобие убитых деревьев у Келлера и Инглина). В последней фразе Земля опять включается в космическое целое, но — как единственная планета, которая будет опустошена и отравлена своими же жителями. «Свалки атомных отходов, — говорится в тексте, — когда-нибудь будут единственными свидетелями того, что существовала такая хищная обезьяна — человек». И дальше: «Только когда эти животные погибнут от излучения, планета, которая была подарена нам, чтобы нас породить, опять станет девственной» [56]. Тут речь идет о величайшей из возможных жертв прогресса: обо всей планете Земля. Пространство Швейцарии взорвано дальнобойным мышлением Дюрренматта, и все-таки в отрывке, который заканчивается этими словами, есть что-то типично швейцарское. Зло — гигантская земляная воронка, куда сбрасывают отвратительные отходы цивилизации, — спрятано посреди восхитительного горного и лесного ландшафта Юры, над Невшателем. Идиллия, форма проявления первоистока, используется здесь как маскировка для разрушительного процесса.

В пьесе «Визит старой дамы» тоже обсуждается прогресс, принявший форму капиталистической цивилизации. Демократическое сообщество продает за деньги — за ту сумму, которая ему необходима, чтобы осуществить прыжок из состояния жалкого прозябания к полному благоденствию, — одного из своих сограждан; и затем, извращая понятие республиканской свободы, само его убивает. Это скрепляется, как печатью, впечатляющей хоровой песней, построенной по античному образцу, которую в конце пьесы совместно исполняют убийцы: как гимн прогрессу. Пьеса в целом представляет собой полемику и одновременно анализ: полемика гротескно огрублена, анализ же отличается такой же тонкой дифференцированностью, какая свойственна политическим процессам. Жертва здесь — не только один несчастный член гражданского сообщества, но и сама демократия. А ведь Дюрренматт, когда писал пьесу, еще не мог знать, насколько целенаправленно пятьдесят лет спустя никому не ведомые финансисты будут вмешиваться в политическую жизнь Швейцарии и искажать закрепленные в Конституции формы волеизъявления большинства.