Жизнь Арсеньева. Юность

ы, топазы, яхонты эфирных насекомых сыплются над пестрыми огородами ..."

- Это как-то волшебно хорошо. Я ужасно хотела бы побывать в Миргороде. Непременно надо как-нибудь поехать. Правда? Пожалуйста, как-нибудь поедем! Только какой он был странный, неприятный в жизни. Никогда ни в кого не был влюблен, даже в молодости...

- Да, за всю молодость единственный бессмысленный поступок - поездка в Любек.

- Вроде твоей в Петербург... Отчего ты так любишь ездить?

- А отчего ты любишь получать письма?

- От кого ж я их теперь получаю!

- Все равно любишь. Люди постоянно ждут чего-нибудь счастливого, интересного, мечтают о какой-нибудь радости, о каком-нибудь событии. Этим влечет и дорога. Потом воля, простор... новизна, которая всегда празднична, повышает чувство жизни, а ведь все мы только этого и хотим, ищем во всяком сильном чувстве.

- Да, да, это правда.

- Ты говоришь - Петербург. Если бы ты знала, какой это ужас и как я там сразу и навеки понял, что я человек до глубины души южный. Гоголь писал из Италии: "Петербург, снега, подлецы, департамент - все это мне снилось: я проснулся опять на родине". Вот и я так же проснулся тут. Не могу спокойно слышать слов: Чигирин, Черкасы, Хорол, Лубны, Чертомлык, Дикое Поле, не могу без волнения видеть очеретяных крыш, стриженых мужицких голов, баб в желтых и красных сапогах, даже лыковых кошелок, в которых они носят на коромыслах вишни и сливы. "Чайка скиглить, литаючи, мов за дитьми плаче, солнце гpie, витер вie на степу козачем..." Это Шевченко, - совершенно гениальный поэт! Прекраснее Малороссии нет страны в мире. И главное то, что у нее теперь уже нет истории, - ее историческая жизнь давно и навсегда кончена. Есть только прошлое, песни, легенды о нем, - какая-то вневременность. Это меня восхищает больше всего.

- Ты это часто говоришь - восхищает, восхищение.

- Жизнь и должна быть восхищением ... Солнце склонялось, густо лилось в открытые окна по крашеному полу, зеркальный отблеск играл на потолке. Подоконники горели все ярче, на них радостными кучками кипели мухи. Мухи кусали ее голые прохладные плечи. На подоконник вдруг садился воробей, зорко и бойко оглядывался и, вспорхнув, опять исчезал в светлой зелени сада, уже прозрачно сквозившей на предвечернем солнце.

- Ну, скажи еще что-нибудь, - говорила она. - Скажи, а в Крым мы когда-нибудь поедем? Если бы ты знал, как я мечтаю! Ты б мог написать какую-нибудь повесть, - мне кажется, ты написал бы замечательно, - и вот у нас были бы деньги, мы бы взяли отпуск... Отчего ты бросил писать? Ты какой-то мот, расточитель своих способностей!

- Были такие казаки, которые назывались "бродники", - от слова бродить. Вот, верно, и я бродник. "Одному Бог дает палати, другому мосты да гати". Лучше всего у Гоголя его записная книжка: "Степная чайка с хохлом в виде скобки поднимается с дороги ... Рубеж во всю дорогу, зеленый, с растущими на нем бодяками, и ничего за ним, кроме безграничной равнины ... Подсолнечники над плетнями и рвами,