История всемирной литературы Т.3

во плоти, о которых уничижительно отзывался Нэш. Сомнению подвергаются не только «доблести» Серрея, но чуть ли не смысл и значение гуманистического подъема. Причем под это сомнение подведена широкая основа наблюдений. Ведь вместе с Серреем Уилтон совершил паломничество, достойное ученых гуманистов: Венеция — Роттердам — Виттенберг, тот город, где получал образование молодой Гамлет... Джек Уилтон видел Эразма, Томаса Мора, Лютера и разочарован в краеугольных принципах завоеванной культуры. «Возвышенные небывалые порывы» кажутся ему все той же «вольностью лживого вымысла», а под конец жизни с привычным для него презрением Нэш злословил «о куче Гамлетов, рассыпающих пригоршнями свои монологи».

Все эти описания и наблюдения не имеют биографической основы, «путешествие» у Нэша — только прием, а «Виттенберг», который посещает и описывает Джек, еще более условен, чем символический гамлетовский Виттенберг.

Характеры, подмеченные Нэшем, обрисованные им социальные и психологические типы послужат основой романа В. Скотта «Последний менестрель». Серрей и его рассудительный оруженосец предвосхищают Дон Кихота и Санчо Пансу, но под пером Томаса Нэша эти фигуры титанических масштабов не приобрели.

Нэш подошел к решению «проблемы повествования», использовал сюжетное свойство в духе плутовского романа: пространственное перемещение оказалось у него основой развития характера. Конечно, все это лишь намеки на подобную динамику, нашедшие широкое развитие в романе XVIII в. Нэш подражал в свое время «Эвфуэсу...», он же пытался пародировать и критиковать эвфуизм. Его творчество можно рассматривать как своего рода реакцию на реформу Лили. Но при грубоватой прямоте и бесформенности замысла стиль Нэша всегда сохранял печать казуистической изощренности, почерпнутой у Лили.

Томас Делони (1543?—1600), другой заметный писатель-прозаик конца века, родился в деловой среде. Он писал, прямо рассчитывая на демократического читателя. Романы Делони «Джек из Ньюбери» (1594) и «Томас из Рединга» (1602) описывают жизнь ремесленников. В историко-литературном отношении профессиональная осведомленность Делони по части ремесел имеет важное значение, ибо сохраняет бытовые подробности того времени, изображает более обстоятельно среду, представители которой мелькают в толпе шекспировских персонажей и станут центральными фигурами сто лет спустя в романах Дефо.

Наиболее самостоятельна по своей исторической роли в Англии проза эссеистская, основным памятником которой являются «Опыты и наставления» (1597—1612—1625) Френсиса Бэкона, «Размышления» Донна, «Леса для постройки, или Открытие о людях и предметах» Бена Джонсона.

Френсис Бэкон (1561—1626) сам дорожил «Опытами...», хотя подчеркивал, что они были составлены между делом, на досуге. Эта книга действительно была плодом досуга государственного деятеля и ученого, досуга, особенно увеличившегося после того, как в 1621 г. политическая звезда Бэкона закатилась и он был отстранен от правления.

После 1621 г. Бэкон и создал основные произведения, а то, что было им опубликовано прежде, он пересмотрел, подверг правке или же написал заново. Так, число «Опытов...» против издания 1612 г. было увеличено почти в полтора раза, прежние же были переработаны. В 1597 г. в отдельной книге были собраны десять «Опытов...» с прибавлением «Святых размышлений» и рассуждений о «Цвете добра и зла»; в издании 1612 г. содержалось 38 «Опытов...» (без каких-либо приложений); в 1625 г. их стало 58. Бэкон, как видно, трудился над «Опытами...» с большой тщательностью. Выпуская их в 1597 г. впервые, он сравнивает работу над ними с чеканкой серебряной монеты (пусть «мелкой», по его собственному выражению); в 1625 г. в письме-посвящении герцогу Бэкингему он причисляет их к лучшим своим произведениям.

Эта мера показательна, ибо литературное наследие Бэкона, главным образом латинское, велико и разнообразно. Помимо грандиозного труда «Великое восстановление наук» (1620) и утопического сочинения «Новая Атлантида» (1624), Бэкон составил «Историю правления короля Генриха VII» (1621), начал «Историю Генриха VIII», а также «Историю Англии», уцелевший отрывок которой содержит характеристику правления королевы Елизаветы и последующего положения в стране. Он же написал «Хвалу» Елизавете и принцу Уэльскому, где отчетливо различаются литературные портреты, пусть официозно выдержанные, риторические, но все-таки не лишенные и психологических штрихов: уже здесь сказывается характерное для Бэкона-прозаика стремление отразить в слоге живое движение лица, игру мысли. Это стремление оформляется у Бэкона все отчетливее в трактатах, речах, молитвах, докладах, письмах и, наконец, в «Опытах...». Близки по задаче к «Опытам...» такие его сочинения, как «Мудрость древних» (1609—1623) и «Изречения» (1625), — в сущности те же опыты, наброски и этюды на различные темы.

Излагая в письме к Бэкингему «родословную» своих «Опытов...», Бэкон вспоминает Сенеку и Луцилия, однако пример близкий — «Опыты» Монтеня — как бы обойден. Случай (посвящение вельможе) и обычай, должно быть, требовали опоры на авторитет особенно надежный — античный. Между тем в первом же из «Опытов...» Бэкон прямо обращается к Монтеню и восторженно цитирует его. Признавая достоинства Монтеня, Бэкон вырабатывает достаточно самостоятельную форму, о чем свидетельствует эволюция эссе в изданиях его книги. В отличие от прихотливой, ассоциативной манеры Монтеня Бэкон строит «Опыты...» как наставления, свод советов по различным поводам нравственного, общественного и государственного свойства. В значительно меньшей степени, чем у Монтеня, «Опыты...» Бэкона являются автобиографией, исповедью, хотя, конечно, личность автора вырисовывается в них через систему воззрений. Здесь виден Бэкон — реальный политик, ученый, старающийся освоить законы Природы. Скептицизм Монтеня ему ведом, однако не имеет над ним особенной власти. Его позиция в принципе отлична: он деятель, не частный, а государственный человек.

Сквозная мысль «Опытов...» — о мере в вопросах религии, нравственности и политики, идея тактики, оправданной требованиями разума и общественно-государственными интересами. Поэтому чаще, чем Монтеня, Бэкон вспоминает Макиавелли, хотя и спорит с ним. Но споры эти по частностям, между тем согласие — в принципе. «Макиавелли высказывает правильную мысль, подтверждая ее, впрочем, плохим примером», — говорит Бэкон однажды, и это характерно для него. Он держит сторону разума, стремящегося реально решать реальные проблемы. А тех, кто вместо жизни ищет идеальную абстракцию, он довольно бесцеремонно отсылает в Утопию («О ростовщичестве»). Однако утопическое сочинение самого Бэкона завершает эпоху английского возрожденческого гуманизма. Бэкон, подобно Мору, отправляет своих героев в длительное путешествие по неведомым морям и приводит их к неведомому острову. На нем странники находят некое образцовое государство, возглавленное дальновидными и учеными предпринимателями, хорошо знающими цену деньгам и искусству наживы. Главной двигательной силой развития и прогресса в этом обществе является развитие технической мысли, открывающей дорогу к дальнейшему обогащению и благоустройству общества. В строении этого общества отдаленно намечаются черты своеобразного технократического государственного строя, лишенного тех гуманистических основ, которые делали утопию Мора одной из предшественниц теорий утопического коммунизма. Таким образом, накануне буржуазной революции в Англии Бэкон создал идеализированную картину того общества, какое призвано было прийти на смену английскому абсолютистскому строю. Конечно, по сравнению с монархией Стюартов, изображенное в книге Бэкона общество прогрессивно, но в сравнении с мечтой Мора, выражавшей чаяния широких народных масс, обрисовывается и книжный характер утопии Бэкона.

Говоря об английской прозе Возрождения, должно помнить, что сам Шекспир писал прозой. Поучение Гамлета актерам, изложение Жаком свойств своей меланхолии, рассказ о кончине Фальстафа, болтовня хмельного сторожа в «Макбете» и еще многие прозаические монологи, своего рода эссе на сцене, — именно это является вершиной прозы английского Возрождения.