Женская война

?

— Не будете отвечать?

— Да.

— Ну, вы знаете, в таком случае применяется пытка.

— Простая?

— И простая, и экстраординарная, смотря по обвинению… В чем обвиняют вас, сударь?

— Да боюсь… кажется, в измене Франции.

— А, в таком случае вас угостят экстраординарною пыткою… Десять горшков…

— Что? Десять горшков?

— Да, десять.

— Что вы говорите?

— Я говорю, что вам зададут десять кувшинов.

— Стало быть, на острове Сен-Жорж пытают водою?

— Да, Гаронна так близко… вы понимаете?

— Правда, материал под рукою. А сколько выходит из десяти кувшинов?

— Ведро или даже побольше.

— Так я разбухну.

— Немножко. Но если вы остережетесь и подружитесь с тюремщиком…

— Так что же?

— Все обойдется благополучно.

— Позвольте спросить, в чем состоит услуга, которую может оказать мне тюремщик?

— Он даст вам выпить масла.

— Так масло помогает в этом случае?

— Удивительно!

— Вы думаете?

— Говорю по опыту, я выпил…

— Вы выпили?

— Извините, я обмолвился… Я хотел сказать: я видел… Ошибся в слове.

Каноль невольно улыбнулся, несмотря на серьезный предмет разговора.

— Так вы хотели сказать, — продолжал он, — что вы сами видели…

— Да, сударь, я видел, как один человек выпил десять кувшинов с изумительною ловкостью, и все это оттого, что прежде подготовил себя маслом. Правда, он немножко распух, как это всегда случается, но на добром огне он пришел в прежнее положение без значительных повреждений. В этом-то вся сущность второго акта пытки. Запомните хорошенько эти слова, надобно нагреваться, а не гореть.

— Понимаю, — сказал Каноль. — Вы, может быть, исполняли должность палача?

— Нет, сударь! — отвечал орлиный нос с изумительно учтивою скромностью.

— Или помощника палача?

— Нет, сударь, я был просто любопытный любитель.

— Ага! А как вас зовут?

— Барраба.

— Прекрасное, звучное имя! У нас, гугенотов, нет такого.

— Так вы гугенот?

— Да. В моем, семействе во время религиозных раздоров многие погибли на костре.

— Надеюсь, что вас ждет не такая участь.

— Да, меня затопят.

Барраба засмеялся.

Сердце Каноля радостно забилось: он приобрел дружбу своего провожатого. Действительно, если этот временный сторож будет назначен к нему в постоянные тюремщики, то барон, наверное, получит масло, поэтому он решился продолжать разговор.

— Господин Барраба, — спросил он, — скоро ли нас разлучат, или вы сделаете мне честь, останетесь при мне?

— Когда приедем на остров Сен-Жорж, я буду, к сожалению, принужден расстаться с вами, чтобы воротиться в роту.

— Очень хорошо: стало быть, вы служите в жандармах?

— Нет, в армии.

— В отряде, набранном Мазарини?

— Нет, тем самым капитаном Ковиньяком, который имел честь арестовать вас.

— И вы служите королю?

— Кажется, ему.

— Что вы говорите? Разве вы не знаете наверное?

— В мире нет ничего верного.

— А если вы сомневаетесь, так вы должны бы…

— Что такое?

— Отпустить меня.

— Никак нельзя, сударь.

— Но я