Прах и пепел

спокойно ответила Варя. — Значит, получу выговор.

— И ваше заявление о том, что беспартийные не должны изучать историю нашей партии, это противопоставление коммунистов беспартийным.

— Да? — удивилась Варя.

— Да, да! В нашей стране блок коммунистов и беспартийных, а вы его стремитесь расколоть.

— Я могу расколоть такой могучий блок?!

— Иванова! Не стройте из меня дурочку! Я вас защищала, теперь жалею об этом. За вами много чего есть, Иванова, очень много. Вы нас давно обманываете, прикрываясь институтом. Не участвовали ни в одной первомайской и ноябрьской демонстрации, сбегали со всех собраний и митингов. Вы единственная в мастерской подписались на заем на трехнедельную зарплату, в то время как остальные сотрудники на месячную, а я, например, на двухмесячную.

— Вы богаче меня, — сказала Варя. — Я рядовой техник, а вы старший инженер, и муж ваш вроде вас, тоже где-то старший инженер.

Щеки Ираиды Тихоновны налились краской, глаза сузились.

— Да, мой муж инженер, — прошипела она, — а ваш муж осужден за мошенничество и расхищение социалистической собственности.

— Это неправда. У меня нет и не было мужа. А с кем я сплю, до этого никому нет никакого дела. Я не интересуюсь, с кем вы спите и спит ли кто-нибудь с вами.

Ираида Тихоновна молча, с ненавистью смотрела Варе в лицо, потом, задыхаясь, проговорила:

— Вам дорого обойдется, Иванова, сегодняшний разговор, многое вам припомнится — и осужденный муженек, и исключенная из партии сестра, и ссыльный троцкист, с которым вы переписываетесь. Мы все про вас знаем. Выведем на чистую воду. Мы сильнее вас, запомните это.

— Я запомню ваши угрозы, за них-то вы наверняка ответите.

Варя встала и вышла из кабинета. Почему обещала запомнить угрозы Ираиды, почему пригрозила ответственностью за них, Варя сама не знала. Хотелось оставить за собой последнее слово, не выходить из этого паршивого кабинета униженной.

Но откуда они все насобирали? Долго, видно, собирали, намек Игоря Владимировича не случаен. Слава Богу, хоть о Лене Будягиной ничего, видимо, не знают.

Пока не пришили политического дела, надо уходить, уйдет — о ней забудут. А техники-конструкторы всюду нужны. Игорь Владимирович даст ей хорошую характеристику. Жаль, конечно, четыре года здесь проработала, привыкла, вроде бы друзьями всех считала, но другого выхода нет.

Игорь Владимирович прочитал ее заявление. Оно было коротким: «Прошу уволить по собственному желанию». Перечитал, положил на стол, спросил:

— Это терпит до завтра?

— А что изменится завтра?

— Вы свободны сегодня вечером?

— Мне в институт.

— Отмените институт. Я хочу поговорить с вами. Это очень важно. Посидим в кафе «Националь». Помните, где мы когда-то познакомились?

35

И вот они сидят в кафе «Националь» за маленьким столиком у окна, выходящего на Моховую. Перед ними красно-кирпичное здание Исторического музея и подъем на Красную площадь, слева гостиница «Москва», где когда-то помещалась их проектная мастерская. Гостиница построена,