Асканио

ампе в Этамп и – мудрости венец –

Ее, как лен, царице нимф вручила,

Властительнице гордой всех сердец

Госпожа д'Этамп захлопала в ладоши, расточая поэту улыбки, а следом за ней все тоже стали хлопать в ладоши и расточать ему улыбки.

– Однако ж, – произнесла герцогиня, – я вижу, что вместе с Тампе Юпитер перенес во Францию и Пиндара{86}.

С этими словами герцогиня поднялась; поднялись и все остальные. Женщина эта имела основание почитать себя подлинной королевой, поэтому она величественным жестом дала понять присутствующим, что аудиенция окончена, и придворные, уходя, отвешивали ей глубокий поклон, как королеве.

– Останьтесь, Асканио, – шепнула она.

Асканио повиновался.

Но, когда все ушли, не презрительная и надменная владычица, а покорная и любящая женщина предстала перед молодым человеком.

Асканио, рожденный в безвестности, воспитанный вдали от света, чуть ли не в монастырском уединении мастерской, редкий гость дворцов, где он бывал лишь со своим учителем, был ошеломлен, смущен, ослеплен всем этим блеском, всем этим оживлением и всеми этими разговорами. Голова у него пошла кругом, когда он услышал, что госпожа д'Этамп говорит просто и как будто шутя о столь важных планах на будущее и непринужденно играет судьбами королей и благом королевств. Только что у него на глазах эта женщина, как само провидение, ввергала одних в горе, других одаривала радостью, одною и той же рукой потрясала оковами и срывала короны. И эта женщина, обладавшая высшей земной властью, с такой надменностью обращавшаяся с сановными льстецами, смотрит на него не только нежным взглядом любящей женщины, но и с умоляющим видом преданной рабыни! И Асканио из простого зрителя внезапно превратился в главное действующее лицо.

Впрочем, герцогиня, опытная кокетка, все рассчитала и умело подготовила, чтобы произвести впечатление. Асканио почувствовал, как эта женщина, помимо его воли, берет власть если не над его сердцем, то над разумом; но он был еще таким ребенком, что, желая скрыть свое душевное смятение, вооружился холодностью и суровостью. И, быть может, ему почудилось, что между ним и герцогиней промелькнула тень его чистой Коломбы и он увидел ее белое платьице, ее одухотворенное чело…

Глава 17.

Любовь – страсть

– Сударыня, – сказал Асканио герцогине д'Этамп, – помните, вы заказывали мне лилию. Вы велели принести набросок тотчас же, как я сделаю его. Я окончил рисунок сегодня утром – вот он.

– У нас еще будет время, Асканио, – отвечала герцогиня вкрадчиво, с обольстительной улыбкой. – Садитесь же! Ну, мой милый больной, как ваша рана?

– Рана зажила, сударыня, – проговорил Асканио.

– Зажило плечо… Ну, а тут? – спросила герцогиня, приложив руку к сердцу юноши грациозным и ласковым движением.

– Умоляю вас, сударыня, забудьте все мои бредни! Я так зол на себя, что докучал вашей милости.

– Ax, боже мой! Почему такой принужденный вид? Нахмуренный лоб? Почему так суров голос? Вам наскучили все эти людишки, не правда ли, Асканио? А мне-то