Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека

Только с XVI в. в сочетаниях начальный человек и начальные люди возникает и оформляется представление о «начальнике»: кто начинает дело, тот им и руководит. У Котошихина в XVII в. подобные сочетания встречаются уже не в книжном, а в деловом стиле; следовательно, они стали обычными (Порохова, 1961, с. 153-154). Впоследствии произошло характерное для русского языка включение смысла целого сочетания в одно производное от прилагательного слово – имя существительное начальник. К древнерусскому начальникъ это слово не имеет никакого отношения; просто один из признаков – начальный (человек) – стал основным и единственным в терминологическом обозначении лица: начальник. ́́

В целом же номенклатура старейшинства, действовавшая в древнерусском обществе, выглядит весьма разветвленной и богатой. Некоторые из слов этой группы используются в разных формах, как бояринъ, боляринъ и др.

В зависимости от складывавшихся в обществе социальных отношений изменялось и содержание термина-слова. Независимо от происхождения слова бояринъ – славянское оно или заимствованное, [2] – боляринъ/бояринъ в ходе истории предстает каждый раз иным. Во времена Владимира различались боляри и старци, т. е. высшие приближенные князя и старейшины родов (Греков, 1953, с. 126); в исходной редакции «Русской Правды», как и вообще во всех новгородских источниках, слова бояре еще нет, были только слова мужи и огнищане ‘хозяева подсеки’ (Львов, 1975, с. 210). Однако во многих более поздних источниках в их списках допускается смешение слов, и тогда становится ясным, что огнищанинъ и бояринъ – владыка какого-либо «дома» и вместе с тем – высший чин княжеского окружения (Пресняков, 1909, с. 230-231). В памятниках, язык которых сознательно архаизирован, еще в XV в. слово бояринъ предстает в значении ‘старший в княжеской дружине’: когда едет князь, то «бояром же и слугам и отрокам его» подобает за ним следовать (Жит. Сергия, с. 356). Но позже значение слова расширяется. Довольно часто оно обозначает тех, кто стоит над массой, простонародьем, чернью и купечеством (Пресняков, 1909, с. 254): «бояре и чернь», «бояре и люди». Бояре, таким образом, – владельческий класс. Но на смену боярам пришли дворяне. Сначала бояре и дети боярские были выше дворян, со второй же половины XVI в. и особенно в XVII в. дворяне стали выше детей боярских, хотя еще и не достигли степеней боярства (Дьяконов, 1912, с. 267-268). Постепенно функции «княжа мужа» переходят к дворянам (к придворным князя), тогда как бояре составляли уже вполне самостоятельный класс владетелей. Все чаще теперь появляются сочетания с определениями, которые уточняют статус лица: бояре думные, бояре ближние, бояре большие да бояре меньшие, а то и бояре великие или бояре вячшие, бояре лучшие, не говоря уж о боярах старых или боярах старейших, но все это – бояре. Лишь с середины XVIII в. окончательно исчезают бояре, но старинное слово не ушло из языка: боярин преобразовалось в барин. Однако внутренний смысл слово сохранило: барин обозначает также представителя владельческого класса.

Прочие древнерусские обозначения владетелей постигла такая же судьба, а многие попросту исчезли. В отличие от слова боярин/барин они не стали обозначением какого-либо класса лиц.

Многие из таких слов – заимствования, и источники различным образом представляют их значения. Вот пример: ти́унъ – совершенно русское слово, судя по тому, что ударение его (на первом слоге) отличается от ударения скандинавского источника thjónn ‘слуга’. Древнерусское тиунъ/тивунъ – и ‘слуга’, и ‘дворецкий’, и ‘домоправитель’, и ‘наместник’, и ‘опекун’, потому что не было тиунов вообще, а был только какой-либо конкретный, этот тиун, с известной степенью доверия к нему со стороны его хозяина; он был и слуга и владыка одновременно, как и полагалось в средневековой иерархии.

Другие обозначения старших пришли из книжного языка и обычно являются переводами с греческого. Властелъ как самое неопределенное по значению в быту не пользовалось симпатиями, это перевод греческого árchōn ‘архонт’, т. е. вождь. Властитель употребляется в «Повести временных лет» однажды (Львов, 1975, с. 218); властелъ и властелинъ известны в книжных текстах с начала XIIІ в. Слову владыка (встречается часто) в «Повести» противопоставлено единственное употребление слова вельможа, последнее – слово высокого стиля и также калька с греческого. Напротив, слова, использовавшиеся для перевода тех же греческих слов – боляре, боляринъ, бояры, – очень часто встречаются именно в русских текстах, начиная с древнейших. Боляре – предводители войск и правители областей, члены боярской думы. Значения многих греческих слов как нельзя более точно наложились на смысл славянского: «бол-яринъ большой» не так уж и «велик», «боляринъ» еще не «вельможа».

Различные формы проявления власти отдельной личности отражаются в средневековых текстах в самом разнообразном виде. Греческое тактиконы (чинители в древнейших переводах) соответствует со временем словам чиновьники и бояре (Евсеев, 1905, с. 94); воевода и князь то и дело меняются местами, потому что сам воинский чин до XV в. еще привязан к социальному положению князя; в переводах слова евпат и упат обозначают, кажется, то же, что и воевода, а иногда бояринъ и даже начальникъ, судя по разным редакциям древнерусских текстов. Словам стратиг и калугер соответствует слово начальникъ, которому неожиданно в том же повествовании может быть синонимично слово воевода, словом вельможа часто переводят греческое dynástēs ‘сильный’ (ср. современное династия), и потому в какой-то момент вельможа может быть синонимично слову сильникъ. Игемон и гегемон иногда бывают равнозначны слову владыка, а иногда – бояринъ, а в некоторых случаях – и вельможа (Ягич, 1884, с. 42). Греческому axiólogos соответствуют достославникъ или сановникъ (Хрон. Георг. Амарт., с. 339), что, несомненно, заимствовано из болгарских книг, потому что только в них начиная с XI в. axíomatikós передается как сановьници, последнее попадает и в «Повесть временных лет», но в странном словосочетании сановьници боярьстии (Лавр. лет., л. 10) для обозначения византийских сановников русским словом бояринъ; таков обычный прием средневекового писателя. Появились и другие слова, тоже книжные. Воевода, вожь и начальникъ так же конкурировали друг с другом при обозначении воинского предводителя, как бояринъ и старҍишина при указании на земского руководителя. Но если присмотреться к тем же текстам «Повести», станет ясно, что воевода и бояринъ (слова, употребляемые довольно часто) являются основными в именованиях этого рода, а прочие только дублируют их.

Значения обоих слов – бояринъ и воевода – сохранились до наших дней (боярин – тот, кто набольший, является сильным представителем прежнего рода, а воевода – тот, кто ведет в бой «воев»); так обычно бывает с особенно важными словами. Если добавить к этим словам многие другие: старҍишина, староста и наставники – мир древних руководящих лиц покажется весьма многочисленным. Но это – книжный мир перевода, результат страстного желания достичь в описании такой же разветвленной иерархии должностей, какая существовала в Византийском государстве. На самом деле в быту, в разговоре и в княжьем устройстве было только две ступени: князь, т. е. абсолютный верх, вершина, – и все остальные. В этой складывающейся противоположности самая верхняя ступень социальной иерархии отмечена тем же признаком «освященной неподвижности», что и «старець» в родовом быту или верховный «владыка» в церковной иерархии.