Топографии популярной культуры

Именно Лондон с его домами, мостами и переулками занимает важное место в рассказах сэра Артура Конан Дойла о Шерлоке Холмсе. Изображая точно и живо знаковые места города, места, которые свидетельствуют о величии и славе Британской империи, и перемежая их с тем, что представляет собой темную сторону города, детективные истории Конан Дойла создают свой собственный образ Лондона fin-de-siècle, то есть Лондона на стыке веков. Несмотря на всю свою поражающую сложность, Лондон для Конан Дойла и для Шерлока Холмса в первую очередь и главным образом представляет собой город символов и знаков, которые ждут, чтобы их расшифровали. В этом смысле истории о Шерлоке Холмсе действительно представляются предвестниками понимания города как дискурса или языка, предложенного Роланом Бартом. Опираясь на замечательную работа Кевина Линча «Образ города», опубликованную в 1960 году, Барт (Barthes 1986) утверждает, что у каждого города есть своя семиотика, и, следовательно, он представляет собой набор наполненных особым смыслом знаков, которые могут быть прочитаны. Соответственно, для того чтобы появилась эта возможность прочтения, знаки подаются как прообразы или прототипы действий и движений культурных агентов. Повествования, которые концентрируются вокруг определенных городов, которые фиксируют их разнородный культурный образ, могут быть поняты как важный, эстетически сконцентрированный вклад в данный процесс символизации. Через процесс символической трансформации и интерпретации они создают карту урбанистического пространства, структурируют и организуют его, наполняя те или иные районы, здания, мосты и улицы определенным смыслом и создавая ощущение ауры места. Эти текстуальные, дискурсивно созданные города являются, без всякого сомнения, не столько явной миметической имитацией реальных городов, сколько творческими и вымышленными конструктами. Даже при том, что отсылочная референция предполагает временный приоритет города над текстом, города в литературе и в целом в медийном сегменте появляются как результат процесса творческого воображения (Mahler 1999: 12).

Именно в этом смысле мы должны понимать тезис Эдварда Соджи о «реальных-и-воображаемых пространствах» (Soja 1996). Эта концепция отсылает к динамичным, многоуровневым отношениям, которые существуют между физическими пространствами и вымышленной образностью культуры, то есть к совокупностям знаний, норм и ценностей в том виде, в каком они проявляются в различных культурных средах. Хотя вымышленные места лишь соотносятся с местами реальными, именно они придают последним то или иное смысловое наполнение. Джеймс Дональд предлагает лаконичное, но исчерпывающее объяснение сути проблемы: «Способы видения и понимания города неизбежно проявляются в видах действий в его пространстве, следствием которых, в свою очередь, является создание модифицированного города, который опять будет восприниматься, пониматься и превращаться в арену действий. Это означает, что границы между реальностью и вымыслом размыты и проницаемы. В развитии городов можно выделить движение между двумя полюсами: построение символического конструкта, что получает материальные последствия, которые проявляются в неизменной реальности» (Donald 1999: 27). Люди постоянно находятся в состоянии переговоров с общественными символами, которые формируют семантики пространства и регулируют движения людей внутрь и сквозь это пространство. Обладая правом доступа в одни места и будучи исключенными из других, люди сами начинают определяться пространством, в котором они существуют, и, в свою очередь, пространственной первоосновой пределов действия и деятельности.

Живя в Лондоне в уютном и весьма защищенном от невзгод доме на Бейкер-стрит, 221б, Шерлок Холмс далек от того, чтобы быть «детективом в кресле». Совсем наоборот, он вместе со своим компаньоном доктором Ватсоном путешествует по викторианскому Лондону рубежа веков, выискивая улики, преследуя преступников и стремясь с присущей ему энергией восстановить нарушенный правопорядок. Более того, хотя приключения редко заводят Холмса в отдаленные от столицы места, дела, которые он расследует, регулярно втягивают его в сложную межкультурную систему отношений. Снова и снова иностранное влияние намерено нарушить устоявшийся в обществе порядок и угрожает подорвать национальное единство, напоминая читателям о запутанных местных и глобальных пространствах, появившихся в результате различных проектов Британской империи (ср.: Döring 2006: 74). Это динамичное отношение между пространством, движением и персонажами, которое активно изучается сторонниками топологических подходов к пространству (см., например: Lotman 1993; Borsò 2004), демонстрирует, что пространство не может пониматься как какая-то емкость; это скорее уж некая меняющаяся и подвижная конфигурация, это система пространственных отношений, которая возникает из передвижения персонажей на местности. В таком понимании отдельные пространства получают свое значение только в соотношении с другими пространствами вымышленного мира художественного произведения.

Отношения контрастов и соответствий между различными пространствами, наиболее заметные между локальными и имперскими пространствами, составляют основу текстовой конструкции вымышленного мира рассказов Конан Дойла и с неизменным постоянством оформляют систему ценностей этого мира. Как и в большинстве произведений викторианской литературы и литературы рубежа веков, фоном событий обычно служит периферия империи и особенно ее пространства на Востоке, где господствуют самые разные виды преступлений и социальных пороков и откуда в Британию приходит коррупция (ср.: Brantlinger 1988). Выстроенная по оси центр – периферия, дихотомическая оппозиция «здесь» и «там» наполняется нормативным значением и, таким образом, с легкостью переводится в оппозицию между «наш» и «их». Это как раз та самая пространственная модель, на которой построены рассказы о Шерлоке Холмсе и которая представляет для нас научный интерес. Выстраивая ориентальность «как alter ego английскости» (Gikandi 1996: 113), эта модель является центральной для закрепления и нормализации – в действительности для натурализации – имперского мировоззрения. Однако в то же время пересечение, казалось бы, жестких границ между метрополией и колониальной периферией становится актом дестабилизации, бросая вызов бинарным оппозициям и уступая сложноподчиненным и разветвленным пространственным сетям. То, что получается в результате, представляет собой транскультурную зону (в большей степени, нежели границу), в которой происходят кросс-культурные столкновения, соглашения и трансформации. Похоже, что Империя действительно возвращается домой. По мере того как культурная инакость становится неотъемлемой частью английского общества, Лондон поздневикторианской эпохи становится городом транскультурным, городом мира.

Мы полагаем, что формирование популярных английских и имперских пространств – это не продукт, а скорее постоянный, крайне динамичный и противоречивый процесс трансмедийного перевода и вариативной обработки. Выстраивание пространственности в популярной литературе весьма эффективно опирается на динамику сериальности, которая допускает повторы, вариации и пересмотр существующих пространственных построений снова и снова, причем все время по-разному (ср.: Kelleter 2012a, 2012b). В данной статье мы рассмотрим различные литературные и кинематографические версии детективных историй Конан Дойла и проследим процесс исторического развития и изменений в построении пространств в рассказах о Шерлоке Холмсе, которые происходили на протяжении десятилетий. Особый интерес вызывает то, как с топографией и пространственными моделями рассказов Конан Дойла соотносятся современные (постколониальные) произведения, такие как роман Кадзуо Исигуро «Когда мы были сиротами» (When We Were Orphans) и серия рассказов Сатьяджита Рая «Приключения Фелуды» (The Adventures of Feluda).

Эдвард Саид в своем фундаментальном труде «Ориентализм» рассматривает отношения между Западом и Востоком, подчеркивая главенство культурных представлений (исследование, которое, вне всякого сомнения, является довольно спорным из-за тяготения к статичному бинаризму и изначально подразумеваемой гомогенности этих по самой своей природе разнородных пространств). Раз за разом Э. Саид обращает внимание на роль приграничных пространств и конструкций в формировании культуры и развитии чувства общности. По его мнению, отношение между Востоком и Западом повсеместно формируется довольно гомогенным «стилем мышления» (Said 1995: 2), который создает глубинное различие и устанавливает жесткие границы между этими культурными пространствами. Проще говоря, границы превращают изначально разнородные пространства в более или менее однородные, создавая таким образом пространственные бинарные оппозиции, которые могут быть использованы для актов самоидентификации и оформления претензий на собственное превосходство. Определению отношений между процессом картографирования и доминирования посвящена работа Э. Саида «Культура и империализм» (Said 1993: 271), где он предлагает понимание империализма как «акта географического насилия, через который практически любое место в мире исследуется, наносится на карту и в итоге ставится под контроль».