Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека

Однако имеется одна особенность этого сочетания как цельного образования. Бҍлый – это ‘светлый’, светящийся по-прозрачному, в отличие от синего, – слова, которое тоже было связано с обозначением сияния (свечения), но только темного, мрачного, непрозрачного. Отсюда возникло представление о бесцветном цвете – в противопоставлении красным тонам (багровому, червоному и др.); следовательно, это и чистый в его противопоставлении к грязному (небелому), т. е. в конечном счете (как и в случае с чистым полем) белый – ‘неизвестный, открытый’. Слово свҍтъ дополнилось тавтологическим определением бҍлый, по-видимому, только тогда, когда в последовательном развитии мысли понадобилось рассечь древнее представление о совмещенности времени и пространства. Параллелизм между «белым» и «светлым» существовал все время, всегда определяясь зрением как средством и способом их познания, и потому в любом поэтическом тексте возможна была подобная игра слов. С течением времени сочетание белый свет наложилось на старое эпическое представление о «чистом поле»: ведь и «белый свет» хотят поглядеть, посмотреть, увидеть, по «белу свету» пройтись. В белорусских сказках встречаем даже контаминацию этих сочетаний: дальнейшее наложение образа «белый свет» на образ «чистое поле» породило также «белое поле» в том значении, какое свойственно сочетаниям белый свет и чисто поле. Наложение «белого света» на «чистое поле» могло произойти достаточно рано, но значения ‘чистый без примеси’ или ‘открытый’ у слова белый отмечаются только с XVI в. Так, белое место или белая земля – это свободное от налогов владение; белое железо – свободное от примесей, чистое железо. Ясно, что и выражение белый свет могло возникнуть не раньше этого времени, развивая значения, заложенные в слове свҍтъ, и вместе с тем продолжая старую модель сочетаний вроде бҍлый день.

Когда все эти процессы завершились, сочетание белый свет стало обозначать неизведанный мир, окружающий героя. Как «чистое поле» противоположно «темному лесу», так и «белый свет» в эпической традиции противопоставлен подземному царству тьмы; в некоторых сказках герой оказывается в подземном царстве и ищет дорогу на белый свет. Горизонтальное размещение «поле» – «дом» (или «лес») противопоставлено вертикальному (т. е. связанному с символами сакрального плана): «свет» – «тьма». Сочетание белый свет обозначает земные пределы, которые в принципе можно познать и, следовательно, подчинить. «Чисто поле» всегда враждебно, «белый свет» можно обернуть себе на пользу.

В знаменитой народной «Голубиной книге» (глубинной, заветной книге), сложенной, по мнению ученых, не ранее XVI в., говорится о том, что

Пожалуй, это самое древнее употребление нашего сочетания в пространственном значении, здесь говорится о «строении мира» – белого света – примерно так, как описано это в сказке П. Ершова «Конек-Горбунок»: стоит Земля на чудо-юдо-рыбе-ките.

Однако и в сказке представление о белом свете до определенного времени постоянно развивалось, отражая соответствующие изменения в семантике самих сочетаний.

Сначала это только дневной свет; день белый и красно солнце – тоже взаимозаменяемые в русской сказке сочетания, иногда они могут распространяться пояснением: «день белый, светлый встал». Иван-царевич спускается в подземное царство: «Не видать света белого: все равно как темная ночь... ходил, ходил несколько годов и все свету не видел». Белый день и белый свет пока еще слиты, это и время действия, и пространство, на котором действие происходит. Чем древнее сюжет (буквальность подземного мира), тем старше и семантика сочетания белый свет.

Пространственное наполнение «белого света» всегда строго ограниченно. Первоначально белый свет – только Русь, место, где происходит действие сказки. Тридевятое царство, иное царство, подземный мир – это все не белый свет, а, как удачно определено в одной сказке, нижний свет: «А яга-баба под белую плиту и на нижной свет ушла!». Белой плитой белый свет завершается. В. И. Даль в своем Словаре привел старое образование: «свҍторусье – русский мир, земля; белый, вольный свет на Руси; говорят и святорусье» (т. 4, с. 159). Действительно, Иван, купецкий сын, как настало время, «вышел на Русь белый свет, и пошел он в столичный город, где жил самый государь». Позже представление о белом свете расширилось в связи с развитием контактов, но сказка фиксирует тот момент исторической жизни, когда Русь была относительно изолированным государством. Слово светорусъе по составу морфем – народное образование, а похожее по произношению святорусье явно вторично; это выдает и суффикс: церковнославянская форма была бы святорусие. Азовские казаки XVII в. знают только «светорусских богатырей» (Пов. Азов., с. 100, 104 и мн. др.) и даже святых, покровителей казачества, именуют они «свҍтъ» («на вас мы, свҍтовъ, надҍмся» – с. 152 и др.); в поздних редакциях текста «светлые» становятся «святыми» («святорусские богатыри», с. 178), а «пресвҍтлой здешней свҍтъ» (с. 140) оборачивается отныне навсегда «святой Русью» (с. 153). Обозначение популярного народного представления было заимствовано и в книжную речь, появился церковный эквивалент белого света – божий свет. Случилось это только после окончательного развития русского сочетания, в древнейших рукописях нет божьего света, но издавна известно божье царство, т. е. рай. В этом опять-таки заметно древнерусское противопоставление белого света загробному миру. Возникшие довольно поздно идиомы современного литературного языка используют указанные дубликаты как равноправные элементы: света белого не взвидел – света Божьего не взвидел. В новых книжных идиомах используется только последнее сочетание: вывел на свет Божий, вышел на свет Божий. Одновременно возникает сложное пересечение с другим сочетанием: мир Божий – свет белый, что при частичном совпадении значений слов мир и свет оказывается вполне возможным; сей мир – и тот свет.

На ранней стадии развития сочетания белый свет оказались важными также символические значения составляющих его слов. Слово свет вообще связано с представлением о красоте, любви и веселье, добавление прилагательного только усиливает символическую насыщенность этого представления (а именно это и нужно в художественном тексте). Белый употребляется в значении ‘хороший, добрый’, отсюда идущие из древности выражения вроде белый город, белый царь. А. А. Потебня отмечал родство слов белый и красный в их символическом значении (отсюда багряница, в древних словарях переводимая словом бель; рыжий зверек, называемый белкой, и т. д.). «Красный ‘красивый’ тоже сродни с солнечным светом в словах кресъ ‘солнцеворот’, кресникъ ‘купало, солнечный праздник’, ярославское красить ‘светить’» (Потебня, 1914, с. 37). Древнерусское кресать означает ‘вырубать огонь’. Учитывая подобные смысловые связи, наряду с белым светом мы ожидали бы встретить и сочетание красный свет: ведь когда новое сочетание только образуется, возможны самые разнообразные его варианты, сохраняющие общность значения и поэтической функции. Действительно, такое сочетание отмечается в древнерусских текстах. В «Казанской истории» XVI в. казанцы, оплакивая свое поражение, говорят, что если бы они не сопротивлялись войскам Ивана Грозного, «да токмо живы были вси и красный свет вси видели, и работали бы ему с великою правдою и верою» (Казан. ист., с. 522) (последнее относится уже к «белому» русскому царю). Слово красный здесь – ‘милый, прекрасный’; оно имеет тот же смысл, что и белый, но возникло раньше его.