Вокруг дуэли
Вокруг дуэли читать книгу онлайн
Документальная повесть С. Ласкина «Вокруг дуэли» построена на основе новейших историко-архивных материалов, связанных с гибелью А. С. Пушкина.
Автор — писатель и драматург — лично изучил документы, хранящиеся в семейном архиве Дантесов (Париж), в архиве графини Э. К. Мусиной-Пушкиной (Москва) и в архивах Санкт-Петербурга.
В ходе исследования выявилась особая, зловещая роль в этой трагедии семьи графа Григория Александровича Строганова, считавшегося опекуном и благодетелем вдовы Пушкина Натальи Николаевны.
Книга Семена Ласкина читается как литературный детектив. Она может быть адресована самому широкому кругу читателей, интересующихся отечественной литературой и культурой XIX столетия.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В 1860 году Вяземский пишет оду фельдмаршалу А. И. Барятинскому, покорителю Кавказа, восторженный панегирик, полный имперского самодовольства:
«Вас избрал Царь — и глаз державный вождя по сердцу угадал. Ему в ответ, Ваш подвиг славный Его доверье оправдал. Ура Царю! Ура! три раза. Ура! младый фельдмаршал, Вам! Ура! Вам, ратникам Кавказа, Вам, древних дней богатырям».
С 1855 года Вяземский заведует делами печати, возглавляет цензуру. За несколько лет до этого он уже заявляет в печати, что в России «каждое слово есть обиняк» и «журналы наполнены этих обиняков и намеков».
Постепенно князь Петр Андреевич все выше и выше продвигается по государственной лестнице: он получает звание обер-шенка двора, посты товарища министра народного просвещения, сенатора, члена Государственного совета.
Пройдет восемьдесят четыре года, и Александр Блок с пророческим прозрением скажет:
«Пушкина убила не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха».
Петр Андреевич Вяземский.
А. П. Брюллов. Василий Андреевич Жуковский
А. П. Брюллов. Александр Иванович Тургенев
Первая страница письма А. Я. Булгакова П. А. Вяземскому «из черновыгравированной, но всегда белокаменной Москвы. 26 января 1837 г.»
Т. Райт. А. Я. Булгаков.
1843.
Н. де Куртейль. Пушкин и Вяземский в Архангельском. Фрагмент.
Г. Г. Гагарин. Бал у кн. М. Ф. Барятинской.
1830-е гг. Акварель.
Великосветский салон.
Акварель неизвестного художника.
1830–1832.
Князь Александр Васильевич Трубецкой («наикраснейший»).
1870-е гг.
«Рубль Трубецкого» — поддельный рубль Константина.
П. Ф. Соколов. Графиня С. А. Бобринская.
1827.
Графиня Э. К. Мусина-Пушкина.
Софья Карамзина. Копия с оригинала П. Орлова. Масло.
Неизвестный художник. Д. Н. Гончаров
1835.
Андрей Карамзин.
Литография Л. Вагнера.
А. П. Брюллов. Н. Н. Пушкина.
1831–1832.
Ф. А. Бруни. Пушкин в гробу.
30 января 1837 г.
Церковь Спаса Нерукотворного Образа на Конюшенной площади. Здесь отпевали А. С. Пушкина
Князь А. И. Барятинский. 1830-е гг.
Черновой автограф стихотворения «Смерть Поэта» с профилем Л. В. Дубельта.
1837.
Р. К. Шведе. Лермонтов на смертном одре.
Масло. 1841.
Глава пятая
«НАДМЕННЫЕ ПОТОМКИ». КТО ОНИ?
Итак, попытаемся прикоснуться еще к одной вроде бы неожиданной загадке. Отчего вот уже почти полтора века не затихают литературоведческие споры вокруг хрестоматийного стихотворения «Смерть поэта»? О каких «вопиющих несоответствиях» заявляет Ираклий Андроников, когда пишет о лермонтовском шедевре?
Почему продолжают смущать ученых несогласованность начала и конца, эпиграфа и шестнадцати знаменитых строк прибавления?
Впрочем, не достаточно ли вопросов? Обратимся к известным текстам.
Эпиграф:
Последние шестнадцать строк, прибавление:
Итак, что при сравнении бросается в глаза?
Действительно, если в эпиграфе автор, обращаясь к монарху, требует от него проявить справедливость («Отмщенья, государь!.. Будь справедлив…»), то в прибавлении появляется совершенно неожиданное: правды и тем более справедливости ждать в этом мире неоткуда («Пред вами суд и правда — все молчи!..»).
Убийца-чужестранец, казнь которого могла бы послужить в назидание «злодеям», в заключительных строчках превращается в преступников совершенно иного толка, в палачей, исполнителей чьей-то злой воли. И «сень закона», «трон», государство служат этим людям надежным укрытием.
Иначе говоря, убийца становится палачом, точнее, палачами; возможная справедливость на земле оказывается невозможной; наказуемость превращается в ненаказуемость; вместо француза, приехавшего в чужую страну «на ловлю счастья и чинов», в прибавлении появляются «надменные потомки» с сомнительной родословной, чьи отцы прославлены были какой-то «известной подлостью…».
