Эра Меркурия. Евреи в современном мире

Вопрос о происхождении зла является основным для любой концепции спасения. При этом все современные религии за исключением нацизма похожи на христианство в том отношении, что говорят об этом либо очень мало, либо малопонятно. Марксизм предложил туманную историю о первородном грехе отчуждения труда и так и не смог объяснить, какую роль в схеме революционного предопределения играют индивидуальные верующие. Более того, советский опыт показал, что марксизм — плохое руководство по очищению государства от скверны. Согласно доктрине партийной непогрешимости, несовершенство общества является следствием происков отдельно взятых врагов. Но кто такие эти враги и откуда они берутся? Как следует группировать, разоблачать и уничтожать «классовых врагов» в более или менее бесклассовом обществе? Марксизм ясного ответа не давал; ленинизм не предвидел массового возрождения уже истребленных врагов; а сталинские охочие палачи так и не поняли, почему одних людей следует убивать, а других нет.

Фрейдизм обнаружил зло в душе отдельного человека и выдал рецепт на борьбу с ним, но он не смог гарантировать ни социального совершенства, ни цивилизации без недовольства. Зло можно было сдержать, но его нельзя было искоренить. Сумма излеченных личностей не равнялась здоровому обществу.

Сионизм обещал создать здоровое общество, но обещание .его не было универсальным, а концепция зла была слишком исторической, чтобы стать долгосрочной. Зло изгнания можно было преодолеть посредством физического возвращения домой. «Психологию диаспоры», как и советское «буржуазное сознание», предстояло победить честным трудом на благо здорового государства. Ее живучесть на земле Израиля не поддавалась легкому объяснению.

Нацизм был уникален с точки зрения последовательности и простоты его теодицеи. Причиной разложения и отчуждения современного мира была одна раса, евреи. Евреи порочны от природы. Капитализм, либерализм, модернизм и коммунизм — еврейские изобретения. Уничтожение евреев должно было спасти мир и возвестить пришествие тысячелетнего царства. Подобно марксизму и фрейдизму, нацизм черпал силы в сочетании трансцендентального откровения с языком науки. Общественные науки позволяли сделать какие угодно выводы на основании статистических данных о концентрации евреев в ключевых сферах современной жизни; расовая наука бралась раскрыть тайны индивидуальной этничности и всеобщей истории; а различные отрасли медицины поставляли как терминологию для описания проблемы зла, так и средства ее «окончательного решения». Подобно сионизму (и, в конечном счете, иудаизму), нацизм трактовал искупительное мессианство в национальном смысле; подобно марксизму (а, в конечном счете, христианству), предрекал кровавый очистительный апокалипсис как пролог к тысячелетнему царству и, подобно фрейдизму, использовал современную медицину в качестве инструмента спасения. В конце концов, он превзошел их всех, предложив простое светское решение проблемы происхождения зла в современном мире. Мир, управляемый Человеком, получил легко опознаваемое и исторически конкретное человеческое сообщество в качестве первого дьявола из плоти и крови. Само сообщество могло меняться, но очеловеченному и национализированному злу предстояла долгая жизнь. Когда нацистские пророки были разоблачены как самозванцы и уничтожены в ходе развязанного ими апокалипсиса, они сами стали дьяволами мира, лишенного Бога, — единственным абсолютом пост-профетического века.

Таким образом, после Первой мировой войны евреи оказались в центре как кризиса современной Европы, так и четырех самых грандиозных попыток его преодоления. Достигнув поразительных успехов в сферах деятельности, которые легли в основание современных государств, — предпринимательстве (особенно в банковском деле) и свободных профессиях (особенно в юриспруденции, медицине, журналистике и науке), — они были исключены из современных наций, которые эти государства воплощали и представляли. В Европе, облачавшей капиталистическую экономику и профессиональную этику в одежды национализма, евреи оказались отверженными и беззащитными — призрачным племенем всесильных чужеземцев. В одном национальном государстве их чуждость стала главным символом националистической веры и оправданием методической кампании по их уничтожению. Однако чуждость может быть и формой освобождения. Для большинства европейских евреев это означало три паломничества в трех идеологических направлениях. Фрейдизм вступил в союз с неэтническим (или мультиэтническим) либерализмом Соединенных Штатов; сионизм представлял светский еврейский национализм в Палестине; а коммунизм олицетворял постнациональный мир с центром в Москве. История евреев XX века — это история одного Ада и трех Земель Обетованных. 

Глава 3

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ БАБЕЛЯ

На рубеже XX столетия большинство евреев Европы (5,2 из примерно 8,7 миллиона) жили в Российской империи, где они составляли около 4% населения. Большинство евреев Российской империи (примерно 90%) проживали в «черте оседлости», за пределами которой им селиться не разрешалось. Большинство евреев черты оседлости (все, кроме крестьян и фабричных рабочих, которых было около 4%) продолжали выполнять традиционную роль посредников между, в основном, сельским христианским населением и различными городскими рынками. Большинство еврейских посредников закупали, перевозили и перепродавали местную продукцию, предоставляли кредит под урожай и другие плоды сельского труда, арендовали поместья и обрабатывающие предприятия (сыромятни, винокурни, сахарные заводы) и управляли ими, держали кабаки и постоялые дворы; поставляли фабричные товары (в качестве торговцев в разнос, лавочников или оптовых импортеров), предоставляли профессиональные услуги (главным образом как врачи и аптекари) и занималась ремеслами (от сельских кузнецов, сапожников и портных до специализированных часовщиков и ювелиров). Пропорциональные соотношения разных занятий могли меняться, но связь евреев с сектором обслуживания (включая мелкий кустарный промысел) оставалась неразрывной.

Будучи традиционными меркурианцами, зависимыми от внешней чуждости и внутренней сплоченности, российские евреи продолжали жить в обособленных местах, говорить на идише, носить особую одежду, соблюдать сложные диетические табу, практиковать эндогамию и следовать множеству других обычаев, обеспечивавших сохранение коллективной памяти, чуждости, сплоченности, чистоты и надежды на спасение. Синагога, баня, хедер и дом способствовали организации пространства и социальных ритуалов, а многочисленные институты самоуправления помогали раввину и семье регулировать общественную жизнь, образование и благотворительность. Социальный статус и религиозная добродетель зависели от учености и богатства; ученость и богатство зависели друг от друга.

Взаимоотношения между большинством евреев черты оседлости и их по преимуществу крестьянской клиентурой следовали обычной модели меркурианско-аполлонийского сосуществования. Каждая из сторон считала другую нечистой, неясной, опасной, презренной и, в конечном счете, не имеющей отношения ни к общему прошлому, ни к будущему спасению. Социальное взаимодействие ограничивалось контактами коммерческого и бюрократического характера. Неевреи почти никогда не говорили на идише, и очень немногие из евреев владели языком своих украинских, литовских, латышских, молдавских и белорусских соседей в объеме, превосходившем «минимум слов, абсолютно необходимых для ведения дел». Все (и прежде всего, сами евреи) считали, что евреи — народ некоренной, живущий во временном изгнании; что они не самодостаточны и зависят от покупателей и заказчиков и что страна — как ее ни называй — принадлежит местным аполлонийцам. История народа Израилева, каждую субботу переживаемая каждым евреем, не имела никакого отношения ни к его родному местечку, ни к городу Киеву; море его было Красным, а не Черным, а среди рек его памяти и воображения не было ни Днепра, ни Двины.