Брак у народов Северной и Северо-Западной Европы

После евангелическо-лютеранской реформации 1536 г. вплоть до 1582 г. свадьба была признана лютеранской церковью как чисто мирское действо, как добровольное посвящение и подтверждение супружества. ^{183} А так как на практике продолжалась католическая традиция, то церковный собор 1563 г. в Триденте вменил престам присутствие на торжествах бракосочетания. Поэтому католические и даже предшествовавшие, языческие, традиции сохранялись еще долго. Например, дохристианское рукобитие на помолвке наблюдалось как при католичестве, так и после Реформации. Но поскольку в церковной книге по-прежнему не производилась регистрация браков, королевским указом Фредерика II от 1582 г. о брачных делах предписывалось иметь свидетелей брака как на введенных этим же указом трех церковных оглашениях предстоящего венчания, с помолвкой на третьем, так и на самом венчании, причем в воскресенье, как одном из мероприятий в звене массовых богослужений. ^{184}

Для наследников возникала опасность, если отсутствовали свидетели венчания их родителей. Это хорошо показал в своих записках, относящихся примерно к 1541 г., первый после Реформации зеландский епископ Педер Палладиус: если при венчании не в церкви, а дома всего пара свидетелей, и она умрет до смерти самих этих супругов, то детей все окружающие могли считать незаконнорожденными (horebørn), и такие дети имели никаких прав наследования. Поэтому церковное венчание, по мнению Палладиуса, ведет к добру благодаря множеству свидетелей, в том числе детей прихожан, которым суждено жить дольше брачующихся сейчас. ^{185}

Для поднятия авторитета евангелическо-лютеранского венчания Датский закон 1683 г. предусмотрел среди других усилений обрядности венчание только внутри самой церкви, а не перед вратами в нее, как это имело место в течение 500 лет и сохранилось до сих пор у той небольшой части датчан, которые исповедуют католичество. В соответствии с указом 1685 г. помолвка не могла расторгаться без согласия обоих помолвленных и без освобождения от ее уз специальным королевским разрешением. ^{186}

И все же даже после пятисотлетия католицизма и затем четверти тысячелетия с начала Реформации церковь не могла изжить среди датчан, особенно среди крестьянства, традиции начинать супружескую жизнь сразу после помолвки. В королевском указе от 19 февраля 1783 г. запрещалось собираться для застолья в связи с помолвкой. Указ строго предписывал: «Помолвленные не должны переселяться друг к другу и жить под одной крышей до того, как сыграют свадьбу; те, которые действуют наоборот, штрафуются за преждевременность супружеского ложа». ^{187}

Еще в конце XVIII в. помолвка по традиции означала фактическое начало супружества. Обилие штрафов за «преждевременное супружеское ложе» и возникавшее массовое недовольство побудили королевскую власть частично отступить: по указу от 25 ноября 1791 г. штраф не взимался, если ребенок рождался не прежде, чем церковь оформляла брак венчанием. ^{188}

Согласно датским народным представлениям — и до католицизма, и при нем (он охотно допускал безбрачие — мужское монашество, невест Христа), а также при лютеранстве, — для человека было несчастьем, если он не вступал в брак. Верили, что холостяки превратятся в болотных куликов, а девы — в пигалиц, и все встретятся где-то на вересковой пустоши, причем пигалицы будут кричать: «Что хочешь ты на двоих?», а болотные кулики отвечать: «Получить веревку на двоих, получить веревку двоих, хо-хо-хо!». ^{189} По оценке датских этнографов, у незамужних «не было никакого выбора, кроме как быть прислугой у родственника до конца своих дней или стать „девушкой швеей“ или „девушкой ткачихой“». ^{190}

Общинные традиции были сильны в датской деревне XIX в. Группы семей (в те времена преобладали сложные семьи) образовывали определенную общность, которая на датских островах называлась «община взаимопомощи» (bydelag), а на полуострове Ютландия — «соседская община» (grandelag). Датский фольклорист Бенгт Хольбек отмечал, что сельские общины существовали даже в 1960-х годах. В частности, он сообщает, что в окрестностях мыса Блованс-хут, что на юго-западе полуострова Ютландия, еще и сегодня сельские общины — Северная и Южная соседские общины — (Nørre-og Sønder-Grandelag) живут полнокровно. ^{191} Одной из важнейших черт общественной жизни того времени являлись общность в труде и на праздниках; ни одна семья не оставалась в одиночестве ни в радости, ни в печали. ^{192}

Этнограф X. Расмуссен пишет о сельской общине XIX в., что она покоилась на устойчивой системе, в которой каждому отдельному взрослому члену предусматривалось свое место в определенном подразделении. Женатые крестьяне собирались на общинной сходке. Как правило, членами ее были владельцы дворов, хуторов. В некоторых местах хюсманны (сельская беднота) имели свои объединения, но не их решения, а решения общинной сходки владельцев дворов были главными в общине. Среди объединений называют молодежные объединения всей неженатой молодежи в сельской общине, отдельно для парней и для девушек. Никто не мог находиться вне объединения, и никто не желал делать этого, ибо то, что делалось общиной во всех ее подразделениях, было освящено традицией, было законным в глазах местного общества. В функции молодежного объединения общины входило стремление дать парням и девушкам возможность встречаться без щепетильного контроля со стороны родителей или домочадцев. Взамен молодежное объединение само блюло в своих рядах «общественную юстицию» и следило за приличным, честным, порядочным поведением молодежи (конечно, в пределах понимания, освященного традицией). ^{193}

Задающими тон в молодежных делах были сами парни во главе с избранным ими председателем. Избирали его во время масляничной пирушки, где все по данному знаку хватали лидера и поднимали к потолку, на который он указывал. Это бывало в комнате для игр, которую в складчину снимали парни. Пожалуй, важнейшим действом объединения парней было получение каждым из них девушки на год. Парней называли «уличный кабан» (gadebasse), девушек — «уличный ягненок» (gadelam). Распределенные среди «уличных кабанов» «уличные ягнята» становились партнершами для игр, танцев, что вело к их сближению и даже к помолвке. Эта традиция, по одним данным, была распространена преимущественно в Восточной Ютландии, а там, где отсутствовал институт «уличных ягнят», своих партнеров выбирали при каждой комнате игр; по другим, не менее авторитетным, фиксируется обычай всеобщего распределения «уличного ягненка». ^{194}

«Уличному ягненку» следовало заботиться об украшении не только своего партнера на праздниках, но и его коня, если молодежь собиралась на игры, имевшие название «лето в селе», или должны были на масленице выбивать «кота из бочки». Именно молодежное объединение организовывало праздники среди молодых на масленицу, пасху, троицу, летнее солнцестояние и на рождество, когда до Нового года арендовалось (поочередно каждый год у нового хозяина дома) несколько комнат «для игр» и «рождественских праздников». Там собирались парни, затем разукрашенные и веселые они с танцами, песнями и шутками обходили все дома сельской общины. В каждом доме они получали съестное и деньги для пирушки. «Уличные ягнята» накрывали на стол, а парни закупали выпивку и заказывали музыку. Девичье объединение лишь раз в год организовывало на собственные деньги в складчину праздник, где они сами были хозяйками и приглашали парней на обед, а также на игры и танцы.